Тьфу три раза, и четыре сверху!
«Ну уж нет, я на это не куплюсь!» – гордо решила она внутри себя. Князя пора было отшивать окончательно! И найти такую причину, чтобы ему точно было нечего сказать!
Такая у Нари, разумеется, была.
– Я тебе сразу сказала эту причину, – дрогнув голосом, отвела она глаза. – Я просто не хочу за тебя замуж.
Ей было неприятно лгать, потому что сама она определённо чувствовала, что замуж за него ей очень даже хочется. Это обстоятельство было ей особенно неприятно; ей бы хотелось, чтобы это он влюбился в неё по уши, а она бы гордо его отвергла, и он бы страдал! Вот была бы настоящая месть!
Обозлившись на саму себя, она бросилась на него взгляд, выражающий эту озлобленность, и едко поддела:
– Но тебе же, как всегда, мои желания безразличны, Эрмин?
Лицо его застыло. Ей сделалось гадко и досадно, потому что он только и делал, что демонстрировал подчёркнутое уважение к её желаниям, и припоминать ему теперь то, что было в начале их знакомства, казалось ей невеликодушным.
Он, заложив руки за спину, вперил в неё взгляд пронзительный и острый. Ей стало и совсем уж не по себе. Припомнилось, что, вообще-то, ему могут надоесть все эти дипломатические игры, и он может в любой момент просто увезти её в Ньон силой – а там уж хоть в наложницы, хоть в жёны, её никто спрашивать не будет.
Заметив мелькнувший в её взгляде страх, он с мученическим видом возвёл глаза к небу. Он честно пытался сделать всё, чтобы убедить её в том, что он всегда будет относиться к ней с уважением и деликатностью, – но она упорно не желала ему верить.
«Потому что люди, которые не насилуют женщин, – не грабят острова», – язвительно напомнил ему внутренний голос интонациями Дрангола.
Ему было досадно и горько, что она так и не простила его.
Он совершил ошибку, непоправимую, но сумел осознать её и попытаться исправить хоть что-то – но этого оказалось для неё недостаточно.
Это было тем горше, что он понимал, сколь многим обязан Нари. Если бы он не столкнулся с нею в первый же свой набег – сколько ещё островов он успел бы разграбить, сколько смертей и насилия принести, прежде чем до него бы дошло, прежде чем он бы остановился? Могли уйти месяцы и даже годы, и груз на его совести стал бы и вовсе неподъёмным.
Тогда, год назад, Кьерин не смотрел на это дело всерьёз. В Ньоне пиратский набег считался поступком доблестным, им хвалились, он отмечался воинской татуировкой. Да, ему бы стоило задуматься хотя бы над тем, что на руках его отца именно такой татуировки и не было ни одной – но он не придал этому значения. Возглавив род, он хотел всем доказать собственную доблесть, и полагал, что поступает мужественно и героически.
Нари открыла ему глаза на то, что разграбленные островов и насилие – это совсем даже не подвиг, а прямо наоборот. Нари и Скала – непоколебимого Скалу тоже было сложно сбить с его собственных пониманий о хорошем и дурном.
Но Нари не желала увидеть, что он всё понял. И он уже не знал, как ещё ей это доказать. Ему казалось, что он перепробовал уже всё – но она оставалась глуха к любым его попыткам завоевать её доверие.
От горечи и безнадёжной тоски он пробормотал:
– Ну да, чего ещё ожидать от человека, который грабит острова… – имея этим в виду, что он уже никогда не сможет доказать ей, что он не причинит ей вреда.
Он развернулся и пошёл по побережью прочь, не видя смысла унижаться и объясняться.
Она, разумеется, поняла его слова совсем иначе.
Вскрикнув, она прижала ладошку ко рту и бросилась за ним.
Он обернулся; уныло осмотрел её напуганное жалостливое лицо.
– Эрмин… – попыталась что-то начать говорить ему она, положив руку на его плечо.
Он досадливо поморщился.
– Нет, я не имел в виду, что стану пиратом, – раздражённо прервал её он, и в голосе его ощутимо звучал гром. – И тем более не заявлял, что стану им, если ты не выйдешь за меня замуж.
Сердце скребло когтями дикой кошки от мысли, что она увидела в его реакции очередной шантаж.
«Впрочем, чего я ждал?» – мрачно подумал он, устремляя на неё недовольный взгляд.
К его недоумению, её ответный взгляд, как порыв грозового ветра, обдал его её раздражением:
– Знаешь, что!.. – она притопнула по песку ногой и гордо выпрямилась: – Не надо тут корчить из себя жертву! – и затем с беспримерным пафосом в голосе возвестила: – Я не настолько кошмарна!
Кьерин перестал успевать за ходом её причудливой логики.
– Прошу прощения? – вежливо переспросил он, словно невзначай перехватывая её соскользнувшую с его плеча руку.
Она не стала её вырывать. Отвернулась к морю, пофыркала что-то возмущённое, потом изволила расшифровать свою мысль: