Вспомнилось и то, как Кросс убеждал её, что Камилла для него ничего не значит, а после целовал и защищал ненавистную брюнетку.
Оттолкнувшись от парапета, Николь бросилась в противоположную сторону.
Стоило догадаться, что со свободными нравами Манополиса для Марка нормально объясняться в любви одной, на руках носить другую, а целовать третью. Да и не объяснялся он с ней, в конце концов!
Брошенные в порыве гнева слова, что она для него что-то значила, не в счет.
Понимая, что от бесцельных метаний по покоям, ей станет только хуже, Николь решила взять себя в руки и остаться в галерее.
В сад после увиденного не тянуло, а неверный возлюбленный унёс графиню в другом направлении, так что встретиться они не должны. Поняв, что там находится спальня Шарлотты, маркиза впилась ногтями в ладони и лишь усилием воли заставила себя разжать кулаки.
Чем прогневала судьбу, вампиресса не знала, но та насмехалась над ней, ведь стоило Николь успокоиться и решить лечь спать до рассвета, чтобы забыть дурацкую ночь, как буквально за поворотом она столкнулась лицом к лицу с тем, кого меньше всего желала видеть.
Случаются же ночи, в которые событий вмещается больше, чем за неделю.
Вот уж кого я не рассчитывал встретить на своём пути, так это Николь — бледную, растрёпанную, с лихорадочно блестящими алыми глазами. Обжегшись о полный ненависти взгляд, я нахмурился и остановился.
Вампиресса же развернулась, взметнув юбки, и намеревалась кинуть меня второй раз за ночь. Ну нет, фокус не пройдёт!
— Николь! — я поймал порывистую маркизу за запястье прежде, чем та успела сбежать. Вздрогнув, как кошка, которой очень хочется ощетиниться, да нечем, она обернулась. — Что с тобой происходит?
— Это ты мне скажи! — выплюнула бессмертная. Попыталась вырвать руку, но я держал крепко и потянул миниатюрную девушку к себе, вынуждая приблизиться.
— О, я тебе скажу, — прошептал, не спуская глаз с её губ. — Ты извиваешься на мне, изнывая от желания, доводишь до отчаяния, а потом сбегаешь. Снова.
Хорошенькое лицо маркизы скривилось от презрения.
Хотел бы я знать, чем заслужил гнев невыносимой бессмертной. Но Николь молчала, прожигая меня взглядом, где я чувствовал странное единство женщины и зверя. Грудь часто вздымалась в плену корсета, заставляя сбиваться с мысли и думать не о том.
— Отпусти. Мне больно.
— А, так ты дрожишь от боли? — спросил, согревая чувствительную кожу на шее дыханием и с удовольствием отмечая на ней мурашки.
Ну что за наваждение, каждый раз трепещет в моих руках и каждый раз по неясным причинам бежит, разжигая инстинкт охотника, которого во мне с появлением зверя стало в два раза больше.
— От гнева, — рыкнула вампиресса и попыталась укусить меня за нижнюю губу, но я отклонился. Впрочем, может, стоило поддаться? От любви до ненависти, как известно.
— Наверное, злишься, что я избегал тебя всю неделю, заронив надежду, что ты мне небезразлична, да? — усмехнулся одними губами. — Понимаю, это ранит. Хотя подожди-ка, кажется, всё было с точностью до наоборот.
— А ты недолго страдал, Марк, — бросив бесполезную затею вырваться, Николь прильнула ко мне всем телом, губами едва не касаясь губ. Запрещённый приём. — Быстро нашёл, в чьих объятиях утешиться, не так ли? Как и всегда.
— О чём ты говоришь? — соскребя остатки самообладания, подавил желание поцеловать строптивицу и послать странный разговор к дьяволу.
— О Камилле. О Шарлотте. Много их у тебя ещё? Которая я по счёту? — губы вампирессы дрогнули, но она справилась с собой, вздёрнула нос, маленькая гордячка.
— Видела нас в саду? — Николь отвела глаза, стиснула зубы.
Ревнует, моя прелесть. Ни за что не признается, но ревнует страшно.
Тем более не понимаю, почему бежит от меня.
— После смерти Лары ты была первой и единственной, кому я открыл сердце, — бессмертная замерла, прислушалась, перестала сопротивляться.
Воспользовавшись моментом, я подхватил её за талию, усадил перед собой на балюстраду, чтобы не ускользнула. Подсознанию захотелось вклиниться между её бёдер, но струящаяся юбка платья помешала. Будь проклята их устаревшая мода!
— Не сказала бы, — огрызнулась вампиресса, растеряв бо́льшую часть своей уверенности. Не попыталась спрыгнуть на мраморный пол, значит, хотела остаться.
— Я люблю тебя, Николь. Сколько раз повторить, чтобы ты перестала манипулировать моими чувствами? Нравится считать меня игрушкой в своих руках?
Маркиза то ли вздохнула, то ли всхлипнула и отвернулась, демонстрируя точёный профиль. Закусила нижнюю губу, будто недостаточно сводила меня с ума. Чувствуя, что воля вот-вот откажет мне, прижался к ней плотнее, провёл ладонью по гладкой ткани платья на бедре.