— Мог ли он пытаться убить тебя?
— Ещё не решила, — призналась красавица. — Чувствую, он и правда часть моего прошлого, но не уверена, как всё произошло. Я думала о покушении с его стороны, но не сходится: Старейшины говорят, что Орэ долго добивался моей руки.
Маркиза поморщилась, словно не верила своим словам, и продолжала:
— В столицу нас сопровождали подчинённые герцога. Один приказ, и мы не добрались бы до Рубариса живыми. Да и не стал бы он во всеуслышанье заявлять о своих намерениях, если бы хотел избавиться от невесты.
— Прости, — смутилась вампиресса, видимо, ощутив, как окаменели мои плечи. — Я поговорю с Орэ, Марк. Вряд ли он согласится разорвать помолвку, но я попрошу его отложить свадьбу. Придумаю предлог, выиграю нам время.
— И что потом?
Худший кандидат в женихи, чем Орэ де Эвиль, разве что почивший император Вацлав III. Влиятельный, амбициозный, гордый до абсурда, в любой стране Дракарда вампир не даст нам покоя. Оставался маленький шанс улизнуть в Касию, но если Николь там нашёл наёмник, то будущий правитель найдёт и подавно.
— Обращение закончится, и, если… — Николь запнулась.
Ах да, если я не свихнусь, конечно же.
— В общем, мы затеряемся в мире смертных, где Орэ до нас не дотянется. Хант нашёл меня в тот же вечер по остаточному следу перехода. Если разминемся хотя бы в сутки, герцогу придётся сдаться.
— Пожалуйста, будь с ним осторожна, Ник, — притянул любимую к себе и поцеловал в шею. — Твой жених не похож на тех, кто сдаётся.
Вместо ответа маркиза сползла ко мне в кресло, и мы просидели в обнимку до рассвета, беседуя обо всём в двух мирах, неспособные наговориться. Сортра, должно быть, уже вышла из-за горизонта, но мы не знали, поскольку светило скрывалось за плотными тёмными портьерами.
Нас начинало клонить в сон, а значит, стоило вернуться в свою спальню.
Страшно не хотелось уходить, но теперь, когда маркиза оказалась обручена, приходилось скрываться тщательнее. Сорвав с губ Николь короткий прощальный поцелуй, направился к себе. Сутки выдались долгими, требовалось восстановить силы.
Полусонный, я добрался до покоев без нежелательных встреч и приключений и коснулся ручки двери, когда чуткий слух вампира уловил душераздирающий крик. Голос я узнал сразу, сердце пропустило удар, и я метнулся в обратную сторону.
Ворвался в комнаты Николь и ослеп от яркого света, ударившего в глаза. Зашипев, отскочил в сторону, пряча обожженную от плеча до запястья руку за спину.
Когда сумел раскрыть веки, взгляду предстала страшная картина: бархатные гардины сорваны, карниз рухнул, высокие арочные окна заливают спальню безжалостным сиянием Сортры, куда более низкой и жаркой, нежели земное Солнце.
В центре спальни — моя любимая женщина, горящая заживо в отчаянной попытке закрыться руками. Вероятно, смертоносные лучи застали вампирессу врасплох, и она впала в шок, поскольку даже не попыталась отползти.
Картинка пронеслась перед глазами в доли секунды. Не полностью осознавая, что делаю, я метнулся к ней, вспыхнув, как факел. Кожа обратилась в сущий покров агонии, но времени думать и тем более жалеть себя не осталось.
Рванув одну из портьер так, что кусок карниза отлетел в противоположном направлении, закинул тяжёлую, не пропускающую свет ткань себе на плечи и подхватил искалеченную маркизу на руки.
Николь закричала от боли, но мне удалось оттащить её в тень, ближе к дверям, и укутать в ткань штор, пресекая пламя. Одежда сползала с нас клочьями, подозреваю, волосы тоже, но в ту минуту было не до эстетики.
На крики и шум сбежались слуги и замерли при виде жуткого зрелища.
Мне захотелось убивать. Натурально.
Тушить себя — занятие малоприятное, к счастью, в спальню подоспел Элиот, у которого осталась капелька мозгов и предприимчивости. Слуга и помог мне не прожариться до состояния готового стейка.
Чувствуя, что не справляюсь с дикой болью, а силы покидают меня, дотянулся до ближайшего к нему слуги — Элиот с мозгами мне ещё пригодится — дернул малознакомого мальчишку к себе за запястье и впился в шею. С каждым глотком горячая кровь возвращала жизнь, унимала агонию. Ожоги начали затягиваться.
— Позовите лекарей! Разбудите графиню! — закричал Элиот, как будто из-под воды.
Жертва уже не трепыхалась, так что парня пришлось отпустить, пока тот не умер от истощения. Изуродованный шрамами, но хоть не открытыми ранами, поднялся на непослушных ногах и стряхнул с себя обгоревшие ошмётки рубашки, брюки укоротились до состояния обожжённых шорт.