В тот миг даже я обалдел от своего воображения и детальности снов, которые в обычные дни не запоминал.
— Тише, мальчик, — велела леди Ленора, озираясь и прикрыв за ними дверь.
Пробирающий до мозга костей лязг иглой вонзился в голову, заставив поморщиться. Вампиресса приблизилась, приподняв подол.
— Эли… от, — выдохнул, насилу вспомнив имя слуги.
— Госпожа, умоляю! — начал тот, но герцогиня остановила его коротким властным жестом.
— Граф Маркус Кросс, если я освобожу вас от оков и выпущу из темницы, даёте ли вы слово, что заберёте с собой маркизу Бертье и я впредь не увижу её в Дракарде? — спросила миледи, вытащив из-под полы распашного платья внушительную связку ключей.
Это точно сон, такого быть не может!
— Обещаю, — выговорил, с трудом разлепив губы, и поднял голову, чтобы посмотреть в лицо воображаемой спасительницы.
В чёрных, как ночь, глазах герцогини отразились два ярких синих огонька, и женщина отпрянула, позабыв о стати, наступив дорогущей туфелькой в кровь и запачкав платье.
— Потомок первородных… — прошептала она, раскрыв рот и попятившись. Выглядела миледи, словно увидела призрака, которым я и так очень скоро стану. — Это невозможно! Они истребили друг друга много веков назад!
— Ключи, ваша тёмность, — напомнил напряжённый Элиот, очевидно, не разделяя замешательства герцогини де Лонтельи.
Как во сне — хотя почему как? — бессмертная протянула слуге связку, держа за нужный ключ, всё ещё не отрывая взора от моих глаз.
Впервые я радовался тому, что они светятся, поскольку не чувствовал в себе истинную суть, но без неё изменение цвета радужек не представлялось возможным.
Слуга с осторожностью раскрыл один браслет, за ним второй, и я бесславно рухнул на него, повалив тоненького паренька на перепачканные кровью полы.
Леди Ленора успела отпрянуть, подобрав юбки, и бросилась к двери, но, взявшись за ручку, обернулась. Её лицо показалось мне по-детски испуганным, как если бы она до сих пор не могла поверить своим глазам. Понимая, что хоть момент и не подходящий, другой возможности не будет, я кое-как приподнялся на руках.
— Почему вы так поступаете, герцогиня? — спросил непослушным языком.
Мой голос вывел женщину из оцепенения. Она моргнула и отвернулась.
— В память о Бернарде, — произнесла очень тихо и очень глубоко, когда я уже перестал надеяться на ответ, после чего вышла, оставив дверь приоткрытой.
— Элиот…
— Я понимаю, милорд, — кивнул слуга, смягчивший падение, и, высвободив ладонь из-под моего тела, оттянул ворот рубашки, обнажая шею.
— Прости меня, — зажмурился от удовольствия, когда клыки вошли в тёплую плоть, и кровь хлынула в рот. Друг дёрнулся и обмяк.
Я не мог смягчить боль внушением, но мог, по крайней мере, контролировать себя и не торопиться тянуть из него силы, чтобы Элиот не пострадал.
Алая жидкость пьянила, как сама жизнь, слабость, сонливость и боль начали отступать, а с ними проясняться разум. Не могу поверить, но это не сон. Меня правда освободила герцогиня де Лонтельи — тётя худшего чудовища в Дракарде.
Может, в том и причина?
— Я вернусь за тобой, друг, — пообещал Элиоту, бережно опустив его плечи и голову на холодный камень. Увы, слуга уже не слышал меня, а я не мог ему помочь.
Поднявшись на неверных ногах, я утратил равновесие и опёрся ладонью о стену, чтобы не упасть.
Чувствовал себя, как зомби в классическом представлении кинематографа — очень неловким и очень неповоротливым. Уж не знаю, сколько времени я провисел на руках, но тело окаменело и мышцы отказывались подчиняться.
К счастью, стражи за пределами темницы не оказалось, подозреваю, за их отсутствие тоже стоило поблагодарить герцогиню. После пыток я слишком ослаб, чтобы справиться даже с одним вампиром.
Судьба, похоже, наигралась со мной и смилостивилась, поскольку следующим, кого я встретил в особняке герцога, оказался смертный лакей. С ним, в отличие от Элиота, я не церемонился, пусть скажет спасибо, что сохранил жизнь.
Пьянея от крови, я шёл по резиденции де Эвилей, оставляя за собой дорожку из бесчувственных тел.
Странное дело, чем сильнее я раскрывался зверю, чем больше энергии отдавал ему, тем твёрже становился шаг, тем быстрее стягивались тонкие, но глубокие раны от кнута.
Учителя графини Сен Клэр твердили в один голос, что чистокровный вампир, а тем более обращённый, не должен срываться на множественные жертвы, рискуя утратить рассудок и озвереть полностью.
Либо это страшилки для вампирят, либо у первородных, кем бы они ни являлись, другие правила игры, но обезумевшим я себя не чувствовал, напротив, обретал близкое единство с истинной сутью и ощущение полноценности.