— Значит, ты готов разделить меня со всеми мужчинами своего города? — прищурившись, она поглядела на меня с неприкрытым озорством.
Лисьи глаза смеялись, казалось, в них плескалось солнце. Чего-чего, а такого я не ожидал и малость выпал в осадок. Николь смотрела на меня в упор и улыбалась.
— Ты сейчас что, флиртуешь со мной? — уточнил, усмехнувшись и стараясь проникнуть за непроницаемую пелену серо-голубых глаз, угадать мысли.
— Возможно, — согласилась вампирша без тени смущения и закусила нижнюю губу. У Дженны, что ли, успела нахвататься? — Я не уверена, что правильно понимаю значение этого слова.
Наслаждаясь чужим замешательством, улыбнулась шире, показав ровный ряд белых зубов, из которого выбивались острые клыки. Всё же чуть длиннее, чем у обычного человека. Вот, значит, как. Остальные слова она понимает, как родные, а тут сомневается в значении!
— Ты мне не принадлежишь, Николь, — пояснил с беспечной улыбкой. Бессмертная пронзала меня пристальным взглядом, точно заставляла проходить проверку. — Не знаю, принадлежишь ли кому-нибудь вообще. Мы знакомы пару дней.
— Так и есть, — горько усмехнулась она, опустив взор на ровные ноготки — вытянутые, красивые и без маникюра. — Поэтому меня удивляет и настораживает твоё внимание. Ты дал мне кров, защиту, жертв. Зачем? Почему ты помогаешь мне?
— Я тебя использую, — вырвалось прежде, чем я успел сообразить, что ляпнул.
Прозвучало даже хуже, чем в голове, хотя и там звучало так себе. Николь, отличавшаяся ледяной невозмутимостью, вскинула брови. Почему я так сказал? Не признаваться же, в самом деле, что мной с первых минут владеет смутная симпатия к этому противоречивому существу с глазами то ребёнка, то искусительницы.
— Вместе с жертвами ты получишь заработок и, скорее всего, немалый. Не думаю, что тебе сильно пригодятся наши деньги, если, конечно, ты не решишь остаться. А потому заключим договор: пятьдесят процентов выручки тебе, пятьдесят — мне, — тут я удивился собственной наглости, но впрочем… Я ведь тоже шею подставляю ради неё.
— Ах вот оно что, — хмыкнула Николь. Переложила мягкие волосы на одно плечо, пропуская пряди между тонкими пальчиками, словно погрузилась в размышления. — Ты, значит, корыстолюбив?
— Хочешь жить — умей вертеться, — пожал плечами, против воли скользнув взглядом по роскошной снежной шевелюре.
Что за необычный цвет! При холодном освещении — льдистый, отдающий серебром, при тёплом — мягкий, солнечный, золотистый.
— Будем считать, что ты нанимаешь меня как проводника и телохранителя. Плюс аренда, а я полагаю, ты не прочь остаться жить в моей студии. Что скажешь?
— Ты прав, мне без нужды ваши деньги, — кивнула вампирша, отводя глаза, переставшие блестеть. Она вся будто напряглась, собралась, сосредоточилась:
— Так что можешь забрать всё. Я задержусь в твоём мире, пока не выясню, кем являюсь, как оказалась здесь и зачем вампир-наёмник преследует меня. И раз уж мы достигли соглашения, ты мне поможешь, Марк. А после я вернусь домой.
— По рукам, — согласился я.
Николь посмотрела на меня долгим испытующим взглядом, который, казалось, мог выжечь в груди дыру, и кивнула. Ничего, у меня кожа толстая. Неуверенные в себе в моей профессии не выживают.
В конце концов, я не благотворительная организация, а мы даже не друзья. И уж тем более не любовники и не сожители. Мы партнёры. Так будет правильнее и лучше для всех. Никаких привязанностей, только бизнес. Взаимовыгодная сделка.
Знать бы ещё все риски, чтобы хоть примерно спрогнозировать, чем она для меня обернётся.
Глава 6
Каково это — утратить все воспоминания, остаться жалкой тенью, расплывчатым подобием себя прежней?..
Николь старалась задумываться об этом как можно меньше.
Отчаянные попытки вспомнить хоть что-то оборачивались головной болью и горьким разочарованием. Самое раннее осознанное событие произошло не далее, чем несколько дней назад.
А за ним — непроглядная тьма, непреодолимая завеса, вырвавшая из родного мира, возможно, разлучившая с близкими и семьёй. По крайней мере, ей хотелось верить в это. В то, что у неё есть родные и друзья, хоть кто-то, кому она небезразлична. Потому что в противном случае становилось ещё хуже.
Вампиресса старалась быть сильной. Быть, а не казаться, но, увы, пока удавалось только последнее. Внешне она оставалась спокойной, сдержанной, невозмутимой, скрывала удивление и любопытство, но на самом деле…
Николь не могла не признаться себе, что она напугана до чёртиков, что одна мысль о собственной растерянности и беспомощности ввергала в пучину мрака — не родного, ласкового и привычного, а холодного и сосущего. Всё в груди застывало и покрывалось корочкой льда при мысли, что воспоминания могут и не вернуться к ней.