— Ты получишь деньги и уберёшься в свой мир, а её оставишь мне. Заказчику скажешь, что, мол, затерялась, что поделать.
К чести Ханта надо отметить, что он выслушал меня, не перебивая и глядя если не в глаза, то, по крайней мере, куда-то в направлении лица (по его стеклянным глазам не поймёшь). Чтобы потом расхохотаться громким надменным смехом.
Спокойно, Кросс, дыши. Это всё-таки вампир, а не первый встречный, ему просто так не втащишь, в чём ты имел удовольствие, а скорее неудовольствие, убедиться сам.
Тем не менее, руки потянулись к цепочке на джинсах, прикрытой объёмной толстовкой. Я заметил за собой новую пагубную привычку: в сомнительном обществе вурдалаков теребить либо кулон на шее, либо цепь на поясе. Кажется, становлюсь невротиком.
— Заманчивая идея, но… — фыркнул Хант и оскалился, демонстрируя внушительных размеров клыки.
Это у них особая половая принадлежность такая, или Лео слишком хищный тип во всех отношениях?
— Я не веду дела со смертными. Даже если отринуть то, насколько это смехотворно само по себе, что ты можешь мне дать? Ваши деньги — это воздух и пыль, воображаемые цифры или редкие клочки бумаги.
Н-да, представление о мире есть, а вот прогрессивности ему явно не достаёт.
— Я научу тебя договариваться с иномирцами, Маркус Кросс, — продолжал вампир. — Сделка возможна, когда на кон поставлена равная ценность. Вот тебе пример: жизнь глупого смертного взамен на жизнь не менее глупой вампирессы. Более чем щедрое предложение, учитывая, что я могу выпить тебя до капли, оставив лишь иссушенную оболочку.
Как раз это-то и не давало мне покоя.
Почему? Почему я до сих пор жив? Почему он ходит вокруг да около? Почему разводит со мной философские разговоры? Почему не убил в первую встречу в подворотне? Не удушил у лифтов?
Допустим, нашлись свидетели, которых тоже можно уничтожить, но сейчас? Отчего он распинается передо мной вместо того, чтобы убрать с пути хлипкое препятствие? Жалость? У людей (или вампиров) его профессии не должно быть жалости! Она атрофируется за ненадобностью сразу при вхождении в новую должность.
Тогда что за чёрт?..
Нет, я не спешил умирать. И очень радовался, что по какой-то неясной причине долговязый до сих пор не перегрыз мне горло. Но ведь это чертовски странно!
Будь я на его месте — не собой, конечно, а беспринципным хладнокровным наёмником, каким казался Хант, — я бы ещё в ночь моего знакомства с Николь убил бы что себя, что копа, забрал вампиршу и отправился за заслуженной наградой. Никаких свидетелей, никаких следов.
Возможно, он тоже был ослаблен переходом, Николь ведь что-то такое упоминала, хоть я и не знаю, как оно работает. Не исключаю, что я застал его врасплох, а служитель порядка добавил — они бывают очень напористыми.
Что до инцидента в Фалконе, собралось слишком много любопытных глаз. Думаю, и вампир в одиночку не успеет разобраться с четырьмя-пятью противниками. Поднялся бы шум, стеклась остальная охрана. Пришлось уйти, затаиться, что он и сделал. Чтобы появиться в самом неожиданном месте в самый неожиданный момент.
А теперь? Что мешает ему теперь?
Через слово вставляет угрозу, а сам словно старый беззубый пёс — лает, но не кусает. Что-то он не договаривает. Что-то явно связывает ему руки. Знать бы что… Впрочем, я могу попытаться выяснить правду. Подставив шею, конечно, но когда это я поступал иначе?
— Скрепя сердце и с трудом сдерживая растроганные слёзы, я вынужден отклонить твоё «более чем щедрое предложение», — с паскудной улыбочкой заявил я, пытаясь убедить если не Лео, то по крайней мере себя, что окончательно осмелел и обнаглел.
— Видишь ли, у нас с Николь тоже заключена равноценная сделка. Она мой деловой партнёр, если хочешь. Так что иди-ка ты со своими уроками выживания подальше. Вампирша останется в Манополисе, пока сама не изъявит желание вернуться в ваш Драклэнд или куда бы то ни было. А ты проваливай из моей студии и не смей больше сюда врываться. Это частная собственность.
— Глупо, Кросс, очень глупо, — покачав головой, с разочарованием протянул охотник и через секунду оказался перед моим носом.
Инстинкт велел отшатнуться, однако ноги словно вросли в пол, и я осознал, что не могу пошевелиться. Безжизненные глаза Ханта прожигали лицо, хищная полуулыбка обнажала край клыков. Я стоял, как истукан, глядя на противника заворожённым взглядом, и не испытывал страха. Как и удивления.
Я не испытывал вообще ничего.
«Кто-то будто влез в меня и вывернул наизнанку… Превратил в свою марионетку — безвольную и послушную. Я могла только смотреть…» — отчетливый голос Николь прозвучал будто из-за плеча.