Образ денди дополняли тонкие кожаные перчатки, завязанный вычурным узлом шейный платок с золотой галстучной булавкой, как и всё остальное взятой напрокат, и, разумеется, маска. С маской не обошлось без приключений, потому что в последний момент я решил заморочиться.
Не захотелось к получившемуся костюму брать банальную, пусть и на совесть сделанную маску. Творческая составляющая (а это девяносто процентов меня) пожелала чего-то эдакого. «Эдакое» превзошло ожидания и произвело фурор в рядах новоявленной знати, судя по многочисленным любопытным взглядам.
Дело в том, что я решил пренебречь традиционной формой, которая скрывает глаза и нос, оставляя открытыми губы. Моя маска в форме широкого полумесяца скрывала половину лица, не затрагивая второй глаз, зато скрадывая мимику губ и приглушая голос.
Держу пари, в новом утончённом облике меня бы и родная мать не узнала. Для достижения абсолютного апогея пафоса не хватало цилиндра и трости, но от них я решил отказаться и не ударяться в крайности.
Откинув со лба тёмные пряди, которые ветер бросал в лицо, я пробирался сквозь толпу приглашённых. Подозреваю, волосы следовало уложить назад, но зализанная причёска ассоциировалась у меня с карикатурными вампирами в плащах с алой подкладкой и с массивным орденом тьмы на груди, и я ничего не мог поделать с собой.
С тех пор, как я повстречал настоящих бессмертных, фольклорные образы древних графов и им подобных казались смешными и фарсовыми. А потому, забив на предрассудки, я предоставил тёмные лохмы ветру и творческому беспорядку.
Я искал её.
Единственную интересовавшую меня леди в море атласа и парчи, ленточек и оборок, кокетливых шляпок и перьев. Надеялся не встретить очередное многослойное безобразие, которое того и гляди унесёт буйным порывом, но нигде не находил ни знакомых глаз, ни красиво очерченных губ, ни необыкновенных светлых волос.
И начинал волноваться.
Корил себя за то, что отпустил хрупкую девушку одну, пусть внутренний голос и твердил в ответ, что не такая уж вампирша и беспомощная, какой кажется на первый взгляд.
Я уже готов был подраться со своим альтер-эго, когда взгляд зацепился за белоснежные локоны, струящиеся по плечам. Показалось кощунственным даже думать о том, что эта изящная леди могла выбрать наряд, похожий на кремовый торт.
Выглядела Николь безукоризненно.
Так, что я замер, как дурак, раскрыв губы, полностью оцепенев.
Платье поздней викторианской эпохи не сковывало движений, и наяда не шла, а плыла по воздуху, как сладостное наваждение. Её не смущал ни объёмный бант, оставлявший расплывчатый намёк на турнюр, ни расходившиеся от него шлейфом складки. Чёрная атласная юбка, присборенная по подолу, мягко покачивалась при каждом шаге. Облегающее пальто повторяло силуэт.
Верх платья из тёмно-алого шёлка с кокетливыми белоснежными кружевами, обрамлявшими декольте, манжеты и край, заходивший на нижнюю юбку, подчёркивали тонкую талию, затянутую в корсет, и довольно смелый для того времени вырез. Обнажавший молодую полную грудь, при виде которой я, сам того не осознавая, прикусил губу, спрятанную под маской.
Игривому образу, заданному тончайшим гипюром, вторили ряд миниатюрных пуговичек, перчатки и широкая бархотка из бордового бархата и тёмного кружева. Центр велюровой ленты занимал алый кабошон в обрамлении чернёного золота, а с края украшения ниспадали три рдяные капли огранённой крови.
Я сглотнул.
Никогда в жизни не был вампиром, но в тот миг испытал непреодолимое желание впиться губами в утончённую шею, сорвать с чувственных губ откровенный стон. Не знаю, может, мне ветром продуло последние мозги, но я обрадовался, что Николь то ли не заметила, то ли не узнала меня.
Потому что собой я не владел.
Если талия, откровенный квадратный вырез и дразнящая воображение бархотка, подкосили моё самообладание, то причёска и маска уничтожили его до конца.
Вокруг мелькали сплошь замысловатые пучки, плетения кос и высокие вечерние причёски, украшенные в лучшем случае только лентами и жемчужными нитями, а в худшем — жуткими громоздкими шляпами с искусственными цветами, неуместными вуалями и яркими перьями.
В отличие от остальных, снежные волосы вампирессы — я не посмел назвать её вампиршей — были лишь чуть приподняты на макушке, откуда живыми густыми локонами спадали на плечи, блеском затмевая любые изыски окружающих дам.
В качестве украшений Николь предпочла не драгоценности, а трио миниатюрных алых роз, смотревшихся в её шевелюре, как кровь на снегу.
Маска играла роль акцента в сдержанном ансамбле наяды, на один вечер променявшей невинность на роковое искушение. Мордочка кошки, разделённая пополам на чёрное и белое и расписанная золотыми узорами, прятала верхнюю половину лица, начиная со вздёрнутого носика.