— Я не виню тебя, Дэйзи. Господи, конечно, нет. Я ненавижу то, что когда-то я сомневался в тебе и обвинял. Просто нахождение здесь навеяло на некоторые грустные воспоминания и... полагаю... мне хотелось услышать твой голос. Просто как напоминание самому себе, что вот они мы, и теперь все совсем по-другому. Что все в порядке. И ты в порядке.
Я глотаю слезы.
— Мы здесь, и все по-другому. Это невероятно. Я в порядке, малой. И не могу быть еще более горда тобой.
Я чувствую его улыбку.
— Ты уже говорила это.
Я улыбаюсь.
— И собираюсь продолжать так говорить, так что тебе лучше свыкнуться с этой мыслью.
На заднем плане я слышу голос, и Джесс говорит:
— Буду через минуту.
— Все в порядке? — спрашиваю я.
— Да, просто ребята, с которыми я живу, собираются в паб и пригласили меня присоединиться.
— Иди. Не позволяй мне тебя удерживать. И повеселись. И не пей слишком много. И будь осторожен. И я тебя люблю.
Он смеется, и этот звук течет через меня сладкой мелодией.
— Пойду. И не стану. И, конечно, сделаю. И... я тоже люблю тебя, Мейдей.
Он отключается, и я эмоционально вздыхаю.
Не плакать. Достаточно слез на сегодня.
Выдыхая, я поднимаюсь, чтобы начать уборку перед закрытием.
Мне всегда нравится убирать под музыку. Точно так же, как я делала, когда убирала поместье Мэтис. Я надевала наушники, чтобы не раздражать Каса. Его всегда было легко вывести из себя.
Но это место мое, так что я могу слушать музыку так громко, как хочу. Ну, то есть, без раздражающих соседей.
Положив телефон на стойку возле кофемашины, я включаю музыку и выбираю «Like I Would» Зейна.
Эта песня напоминает мне о Касе. Она играла в тот вечер в клубе, когда Кас саботировал мое свидание с Купером и ждал меня возле уборной. Мне нравится мучать себя этим время от времени.
Печально, но мне нравится думать о себе, как о той, кто поет эту лирическую песню для Каса.
Я говорю ему, что он никогда не встретит никого, кто будет любить его так же, как я. По-настоящему любить.
И да, мне вот так грустно.
В мыслях Каса я, вероятно, плохое воспоминание о временах, которые он предпочел бы забыть.
Он ушел. И имел на это право.
А сейчас он, наверное, переключился на какую-нибудь греческую красавицу, не обремененную кучей эмоционального багажа, и ту, которая не напоминает ему о смерти и других вещах, о которых я предпочитаю не думать, иначе моя голова взорвется.
Вообще-то я уже близка к взрыву, так что сосредотачиваюсь на мытье кофемашины.
Я уже наполовину ее вымыла, когда песня Зейна заканчивается, и Джон Ледженд начинает петь «All of Me». Я пою лирическую песню, выражая все эмоции, желая, чтобы кто-то — ладно, Кас — чувствовал ко мне то же самое, думал обо мне так же. И вдруг дверь открывается, отчего звенят дверные колокольчики.
Кто это? Я же повесила табличку «Закрыто». Некоторые люди просто не обращают внимания.
Сделав вдох, я моргаю, и поворачиваюсь.
— Простите, мы закры...
Слова застывают на моем языке, а сердце выпрыгивает из груди.
— Кас. — Я выдыхаю его имя, словно ожидаю того, что он исчезнет в дымке.
— Привет, Дэйзи. — Его слова мягкие, нежные.
И мой мозг меня покидает.
Не знаю, как много раз я проигрывала этот сценарий в своей голове. Будто я задерживаюсь здесь допоздна, а он приходит со словами о том, как сильно скучал по мне. Что он сожалеет об уходе. Что не смог обо мне забыть. Что любит меня. А затем я бы прыгнула к нему на руки, а он бы меня поцеловал. А потом все стало бы таким, каким было ранее.
Знаю, я смотрю слишком много девчачьих фильмов.
Но он здесь. А теперь я не могу двигаться или говорить, или делать хоть что-то, кроме как пялиться на него.
Он выглядит точно так же. Как будто не прошло ни дня.
Внезапно я осознаю, как сама выгляжу.
Одетая в черные брюки и такую же рубашку-поло с логотипом кофейни. Волосы стянуты в беспорядочный пучок на затылке. Макияжа нет, потому что я его весь выплакала. Выгляжу ужасно.
А он — прекрасно.
Волосы короче, чем были, а на лице достаточно грубая щетина. Мне всегда нравилась его щетина. Он одет в клетчатый темно-синий костюм, подобный тому, в который он был одет, когда мы впервые встретились. А выглядит он так, как все, чего я когда-либо хотела, но не имела. Ну, не совсем.
Я до сих пор пялюсь на него. Боюсь моргнуть на случай, если все это мираж, вызванный моим отчаявшимся воображением, и он исчезнет, когда я открою глаза.
Долбаный кондиционер сушит мои глаза, и я моргаю.
Когда глаза открываются, он все еще здесь.
— Как... когда... как? — я заикаюсь.
Я останавливаюсь и глубоко вдыхаю, кладя пальцы на прилавок. Холодная поверхность немного меня успокаивает.