Но затем приехало еще больше греков.
В июне 1986 года мы впятером ехали по невыносимо скучному шоссе Нью-Джерси в аэропорт Кеннеди. Отец и ия-ия ехали в пахнущем новизной «Бьюике» – отец купил его себе в качестве подарка моей матери на День святого Валентина – а я сидела на заднем сиденье ее видавшего виды «Форда» и время от времени пинала сиденье, на котором сидел Майк. Звук вырывающихся выхлопных газов нашей машины резонировал по обе стороны моста Верразано, эхо от него разносилось между Бруклином и Стейтен-Айлендом, а мы неподвижно сидели внутри и задыхались в пробках без кондиционера, стекла были подняты, и широкие волны выхлопа окружали нас. Волосы мои прилипли к шее, я волновалась. Эта новая семья наверняка странная. Я была уверена в этом. Я снова пнула сиденье Майка.
Я была уверена, что узнаю своих двоюродных братьев, хотя видела только одну их фотографию, облупившуюся по краям, – на этой фотографии мальчики по имени Теодорос и Димитрий стояли на грунтовой дороге, прижав руки ко лбу, и щурились от солнца. Как по мне, они выглядели там довольно мило, но никто не посылает за границу фотографии своих детей, на которой они ведут себя как придурки. В зоне прилета международных рейсов все они выглядели одинаково в моих юношеских глазах: оливковая кожа, темные волосы, они обнимаются и кричат, а говорят так быстро, словно ветер дует мне в уши. Так продолжалось до тех пор, пока отец не вскочил и чуть не сбил женщину с ног своими объятиями, и только тогда я поняла, кто же именно мои родственники.
Георгия, сестра отца, была более грубой версией его, квадратной и приземистой, похожей на бульдога женщиной. Она ослепительно улыбнулась нам, при этом ее клыки выдались вперед и выглядели острыми, оба этих зуба были желтыми, как чай. Позади нее стояли два брата, которые только что провели шестнадцать часов в клаустрофобном пространстве салона, наверняка изводя друг друга и пассажиров вокруг, а теперь обменивались ударами в плечо, но на эти их поступки никто не обращал внимания, они оставались в тени воссоединения семьи, к которому все шло семнадцать лет.
Подросток Теодорос щеголял в черной футболке с греческим флагом и красной куртке из искусственной кожи, как у Майкла Джексона в клипе на песню «Триллер», которая вышла за три года до этого. Готова поспорить: одеваясь перед этой поездкой, он думал: «Я знаю, в Америке я буду смотреться круто!» – хотя не понимал, что Джексон уже перешел к милитари-образам. Со своими мелкими глазами и крючковатым носом он напоминал мне мерзкую греческую крысу. Димитрий стоял позади него, его щеки были надуты, как у белки по осени, а рот окружала липкая синяя слизь. В свои десять или одиннадцать лет он выглядел более мягким, чем его брат – мальчик, который мог за него заступиться.
Георгия подошла ко мне, слегка прихрамывая, согнулась в талии так, что ее лицо оказалось в паре сантиметров от моего, и сказала: «Ясу». Я поздоровалась в ответ, и в ту же секунду она заключила меня в объятия и стала раскачиваться из стороны в сторону, напевая при этом. От нее пахло нафталином и фрикадельками.
Греки, к моему облегчению, набились в машину отца. Их багаж занял оба багажника и заднее сиденье, возведя вокруг меня небольшую крепость. Должно быть, там я задремала, потому что проснулась сначала от гудка, который издала мать, а затем от ее ругательств. Я просунула голову сквозь окружающий багаж, чтобы посмотреть, что там происходит. Она снова нажала на гудок, мигнула дальним светом и случайно включила дворники.
– Вот тупорылый!
– Что такое? – спросила я.
– Они что, не видят, что знак показывает на Коннектикут?
Мы следовали за ними на север целый час, сигналили им и мигали фарами, пока они там не поняли свою ошибку. Да, они не увидели знак. Вместо этого они были с головой поглощены семейными узами.
В «Британнике для подростков» под заголовком «Семьи по всему миру» говорилось:
Во всех семьях родители в течение определенного времени контролируют жизнь своих детей. В этих детско-родительских отношениях родитель обладает физической силой, средствами для обеспечения жизни всей семьи и властью наказывать. Мать или отец могут показывать или не показывать привязанность, которая является основой для чувства принадлежности.