Художник Берт: — Это совершенно точное отражение того, что вы сделали в своем фильме, маэстро.
Федерико: тычет пальцем в фигурку на афише: — Такого я не делал! Но если ты увидел все так — это твоя проблема, слепой художник.
Джульетта: — Федерико, но ведь восприятия фильма может быть разным… И потом…Афиша вовсе не так плоха. Эффектно выглядит название…Наши имена набраны крупным шрифтом.
Федерико: — Афиша не подходит.
Он кладет на афишу лист белой бумаги, полностью скрыв рисунок.
— Прекрасно! Теперь — то, что надо. Я предпочитаю этот вариант.
Джульетта: — Но… Фигура героини выражает так много… Без нее как–то пусто…
Федерико: — Все, что надо, ты выразила в фильме. (художнику): — Чао, Берт. Утверждаю последний вариант. С листком. (подталкивая Джульетту, уходят)
СНОВА КРОВАТИ В БОЛЬНИЦАХ
Журналист к Феллини: — А ты жалуешься, что с возрастом Джульетта стала сварливой. (Джульетте) Какое смирение, синьора Мазина!
Джульетта: — Сцену я ему закатила дома! Такое бывало. Редко, но случалось. Да, я весьма терпелива, но нельзя же потакать всем капризам! Тем более, уж поверьте мне, многое он делает на зло мне. Так, по мелочам. Что бы доказать: прав всегда только он — Божественный.
Федерико: — Но ведь я и в самом деле всегда прав!..Почти всегда. Главная победа Джульетты в этом фильме — ее освобождение от прежних героинь.
Джульетта: — Это верно. Мне стоило большого труда, отделаться от Джельсомины и Кабирии. Я сумела стать другой, но как же это было не просто! Помог стиль «либерти», выбранный Феллини для фильма.
Фигуры «либерти» дефилируют, демонстрируя наряды.
Федерико: — Этот стиль, называемый чаще «модерном», с детства наводил на меня ужас. В его агрессивной декоративности гипербола чувственной пресыщенности и некое предчувствие катастрофы. (Журналисту) Ты ж не станешь с этим спорить, всезнайка?
Журналист: — Не стану, но именно чувственность «модерна» меня притягивает. Альберто Моравиа высказался брутальней: ««Либерти» — это изобразительный кошмар, в котором бессознательно выражаются дегенеративные тенденции сексуального характера, развившиеся среди буржуазии в предчувствии катастрофы 1914 года» Видимо, я не чужд дегенеративных тенденций. И сексуальности.
Федерико: — «Либерти» всегда сексуален! «Джульетта и духи» — мой первый полнометражный цветной фильм! Я буквально заболел цветом. Фильм основан на сновидениях, уводящих в мир чувственных искушений, которые одолевают Джульетту. Фантазийная, декоративная эротика…
Журналист: — Дом подружки героини Сузи — экзотический бордель, где господствует культ фаллоса и секса. Ты выдаешь все это за сны неудовлетворенной женщины. Но ведь это твои фантазии, маэстро. Твоя манера смешивать сладость и порок. Декорировать пропасть дурманящим букетом.
Федерико: — Дело не в пороке и фаллосе, милый мой. Дело в освобождении. От его тирании в частности. Вообще же, этот фильм — выход в иную реальность, в которую мы проникли вместе. Я и Джульетта. Джульетта — идеальная исполнительница. Самый надежный гид в этом неясном, облачном пейзаже.
Журналист: — «Неясный, облачный пейзаж»! Отлично отвертелся. А скажи мне прямо: разве Джульетта из твоего фильма, тоскующая, потерянная и, наконец, освободившаяся от призраков и от безумной привязанности к мужу, не имеет никакого отношения к реальности? К твоей семейной жизни?
Федерико: взбесившись: — Вот таких плоскомозгих и любопытствующих я ненавижу больше всего! Так и лезут с вопросами, что и почему я изобразил в своем фильме. То, что вы увидели, то я и хотел показать. Все, глубокомыслящие господа. Все!
Журналист зрителям: — Известно, если хочешь разозлить Феллини, задай ему вопрос о смысле той или иной сцены. Но согласитесь, фильм о надломленной женщине по имени Джульетта, о распавшейся семье не может не натолкнуть на подозрения в его автобиографичности… Вам не показалось, синьора Мазина, что вы местами рассказывали о себе?