Феллини: — От мемуаров этого зануднейшего пройдохи меня мутит. Лучше бы его оскопили, что б не мучался. Только американцы могут рассчитывать, что засушенный кузнечик может стать съедобным в остром эротическом соусе.
Джульетта: — Если соус для них живенько состряпает нашумевший итальянский повар экзотических блюд.
Феллини: — Перебьются. Хотя…Черт бы их побрал! Но это единственная реальная возможность заработать деньги на мой фильм. Видишь ли, я полагал, что решил дилемму «делать деньги» или «делать искусство». Что сумел–таки зарабатывать искусством, не опуская планку до коммерческого ширпотреба. Увы…Не вышло!
Джульетта: — «Дорога» и «Кабирия» идет по всему миру. Отличные сборы. Но их мало для запуска нового фильма. Разумеется, фильма не дешевого, с размахом, с постановочными эффектами! Ведь маэстро не привык экономить на своих фантазиях.
Феллини: — Милая! Это же кино! Создание новой вселенной! Сотворчество с Господом! Писатель может обойтись листком и чернилами, композитор — пианино или дудкой. Художнику для самовыражения достаточно раздобыть кисть и краски. Мне нужен целый мир! Целый мир — понимаешь? А кто мне скажет, сколько стоит мир?
Джульетта: — Мир твоих фильмов, маэстро, бесценен, но продюсеры будут считать каждую лиру. И тянуть, тянуть… А кто скажет мне, сколько стоит ожидание?… «Кабирия» вышла три года назад. Меня сравнивали с Чаплином, приглашали сниматься наперебой… А я ждала тебя. Помнишь нашу идею сделать фильм по дневникам монахини? Я о ней все время думаю.
Феллини: — А я думаю сейчас о другом… Рим — сумасшедший, жалкий и роскошный ночной Рим… Сладкое безумие апокалиптической вакханалии… панорама траура и руин. Эти руины освещает такой яркий, такой празднично–веселый, такой золотистый свет, что жизнь становится сладко–приятной. Она ведь все равно сладостна, пусть рушатся развалины и обломки вот–вот прихлопнут тебя!
Джульетта: — Понимаю… На очереди «Сладкая жизнь». Без Джульетты Мазины… А знаешь — меня все еще зовут сниматься…С приличными гонорарами. Думаю, пока не забыли Кабирию, надо ловить шанс. Пожалуй, я приму предложение. Какое–нибудь…
Феллини: — Ты о чем, Джульетта?! Марать свой талант в фильмах каких–то социальных памфлетистов или слюнявых…парнографов… (вскакивает, разбросав фломастеры и фото, мечется в возмущении) — Это предательство! (садится) Это совершенно невозможно — бросить меня в такой момент одного! Именно сейчас!
Джульетта: — Господи! Да кто тебя бросает? Я только пошутила. Эх… (гладит его волосы) — Ты же прекрасно знаешь, милый. Не поеду я никуда — ни к парнографам, ни к биографам. Я буду рядом — и мы скоро запустим наш фильм о сладостно–приятных руинах. Клянусь, для меня нет и не может быть ничего более интересного. (горько) Клянусь…
Феллини: — Карлини слинял.
Джульетта: — Вот черт!.. Это (считает в уме) это седьмой продюссер, отказавшийся от «Сладкой жизни». По–моему одно название тянет, по крайней мере, на «Золотого льва». И что сказал тебе этот индюк? Он же видел актерские пробы, наброски сценария! Он целовал мне руки и клялся, что счастлив от одной только чести работать с Феллини…
Феллини: — Продюссеры — самые тупые люди на свете. Тупые, лживые и упрямые. Каждый из них маниакально убежден, что ему–то известна формула успеха! А чем Карини лучше?
Джульетта: — У него интуиция на ходовой товар. Я сильно надеялась, что этот фильм заинтригует его.
Феллини: — Он просмотрел подготовительный материал, потребовал наброски, макеты, долго копался в моих рисунках, фото. Пыжился, надувал щеки, словно директор школы, устраивающий разнос нерадивому ученика (изображает Карлини) «– Что я могу тебе сказать, Фефе? В сущности, терять деньги — это составной элемент профессии продюссера. Неудачный фильм для меня вопрос финансового порядка, для тебя же это может быть конец, катастрофа. Мой тебе совет — оставь эту затею. Найди в себе смелость отказаться…»
Джульетта: — Отказаться!? Еще чего! Не сдавайся, Фефе! Ни за что не сдавайся! Восьмой продюссер будет наш. И я найду его — самого сообразительного пройдоху! Пусть богатеет, «Сладкая жизнь» принесет ему миллионы. А тебе — славу.
Феллини: — Славу? Ха! Джульетта! Ты же лучше всех знаешь, как я ненавижу все эти конкурсы, фестивали, призы… Фальшивка, лепнина из папье–маше на мраморном портале… Тошнит.
Джульетта: — Ладно — фильм разнесут в пух и прах. Уж Церковь наверняка не приласкает. Ты ж непременно станешь задираться.