Снова роковой спектакль. Лицо Лейлы возникло перед глазами Сида. Как она визжала на него в «Элайне»! Он едва сдержался, чтобы не наброситься на нее, не ударить, заглушить навсегда этот циничный насмешливый голос… навсегда…
– Пьеса предназначалась для Лейлы, как бенефис. Моя вина, что я потом сунул в спектакль Черил. Только моя.
– Сид, все это мы уже обсуждали. Буду откровенен до конца. В прошлом году, как писали газеты, у Марго возникла проблема с наркотиками. Публике приелись звезды, которые полжизни торчат в нарколечебницах. Будь и ты откровенен. Не получится, что Черил тоже опозорит нас, если выберем ее?
Сид вцепился в трубку. У Черил есть преимущество! Сердце бешено заколотилось. Ладони вспотели.
– Боб, клянусь тебе…
– Все клянутся! Лучше скажи правду. Если остановим выбор на Черил, мне это не отольется? Сид, знай, тогда тебе конец.
– Клянусь! Могилой моей матери клянусь… Сид положил трубку, сгорбился, спрятал лицо в ладони. Все тело у него покрылось липким потом. Вот-вот ему снова удастся схватить золотую птицу за хвост!
Только на это раз Черил, не Лейла, поймает ее для него…
9
Выйдя от Элизабет, Дора бережно придерживала пластиковый пакет с анонимкой в кармане кардигана. Они договорились, она снимет копию в офисе на ксероксе, а утром Элизабет отвезет оригинал шерифу в Салинас.
Шерифа Скотта Элшорна часто приглашали на обеды в Спа. Он дружил с первым мужем Минны и всегда без лишнего шума помогал, если возникала внутренняя проблема: например, пропадало драгоценное кольцо. Лейла его обожала.
– Но анонимка – не пропавшие драгоценности, это совсем другое, – остерегла Дора.
– Понятно. Но Скотт хотя бы подскажет, куда отослать на исследование. А может, лучше сразу отдать ее нью-йоркскому окружному прокурору. Но я и себе хочу оставить копию.
– Тогда сегодня сделаю. Завтра в приемной будет толкаться Мин, нельзя рисковать: вдруг увидит и прочитает.
На прощание Элизабет обняла Дору.
– Но ты не веришь, что Тед виноват, да, Сэмми?
– В хладнокровном убийстве? Нет, такому поверить никак не могу. А если его интересовала другая, так и мотива убивать Лейлу у него не было.
Забежать к себе в приемную Доре так и так было надо. На столе у нее завал писем, а на полу – сумка, тоже с письмами. Если Мин увидит такое, ее кондрашка хватит.
Поднос с обедом так и стоит на столике, почти не тронутый. Забавно, в последние дни у нее совсем пропал аппетит. Хотя и это не так уж много. Совсем не старость. Просто после операции и утраты Лейлы исчезла искорка, прежняя жажда жизни, насчет чего Лейла всегда подшучивала над ней.
Ксерокс был замаскирован под шкафчик. Дора подняла крышку, включила аппарат, достала из кармана письмо, бережно вынула из пластика за краешки. Она спешила. Всегда есть опасность, что Мин вздумается заглянуть в кабинет. Хельмут, несомненно, уже заперся у себя. Он страдает бессонницей и читает допоздна.
Мельком Дора взглянула на приоткрытое окно. Шум океана – агрессивный глухой рокот и терпкий, соленый запах ветра бодрили. Прохладный ветер очень приятен, хотя она уже дрожала. Но что привлекло ее внимание?
Гости уже разошлись по бунгало. Светились окна. Вдалеке силуэты столиков под зонтами «Олимпийского» бассейна. Слева чернеет глыба римской бани. Наплывал туман. Стало трудно различать предметы. Дора подалась к окошку. Как будто кто-то идет, но не по дорожке, а прячась в тени кипарисов. Словно боясь, как бы не заметили… Надев очки, Дора изумилась: человек был в костюме для подводного плавания; что ему понадобилось в саду? Направляется как будто к «Олимпийскому».
Элизабет говорила, что собирается поплавать. Дора сжалась в безотчетном страхе. Сунув письмо в карман, она поспешила из приемной и быстро, насколько позволяло пораженное артритом тело, бросилась по ступенькам через темный вестибюль в боковую дверь, которой редко кто пользовался. Пришелец крался вдоль римской бани.
Она заторопилась ему наперерез. Скорее всего, студент колледжа, из тех, что отдыхает на Пеббл-Бич, твердила она себе. Иногда они пробираются на территорию курорта поплавать в бассейне. Но ей не нравилось, что этот идет туда, когда там плавает Элизабет. Одна.
Обернувшись, Дора поняла – тот заметил. По холму от ворот приближались фары тележки охранника. Темная фигура кинулась к бане. Дора видела – дверь приоткрыта: этот болван Хельмут не потрудился как следует запереть ее днем.
Колени у Доры дрожали, когда она торопилась за чужаком. Через минуту подъедет охранник; ей не хотелось, чтобы чужак успел удрать. Боязливо она ступила на мраморный пол бани. Гигантский, широко раскинувшийся между мраморными стенами вестибюль, в дальнем конце – винтовые лестницы. От японских фонариков на деревьях сюда падал свет, и Дора сразу увидела – в вестибюле пусто. Много, оказывается, успели наработать с тех пор, как она заглядывала сюда в последний раз, с месяц назад.
В открытой левой двери вспыхнул и потух фонарик. Коридор вел к раздевалкам, а позади находился первый из бассейнов с минеральной водой.
На секунду возмущение сменилось страхом. Разумнее все-таки выйти и дождаться охранника. – Дора, сюда!
Знакомый голос! Она сразу ослабела от облегчения. Осторожно ступая по сумеречному коридору, она прошла раздевалку и вышла к внутреннему бассейну.
Он ждал ее. С фонариком в руке. Черный резиновый костюм, выпуклые шары подводных очков, наклон головы, внезапно конвульсивно дрогнувший фонарь заставили ее неуверенно отступить.
– Ради бога, не направляй на меня свет, – попросила Сэмми. – Я ничего не вижу.
Большая угрожающая рука в тяжелой черной перчатке метнулась к ее горлу. Слепя, бил в глаза свет.
В смятении и ужасе Дора отступала. Она подняла руку, защищаясь, не заметила, как задела письмо, листок выпал из кармана. Не успев даже осознать, что под ногами пустота, Дора рухнула на дно бассейна.
Последняя мелькнувшая мысль – когда голова ее стукнулась о плитки цемента: теперь она знает, кто убил Лейлу.
10
Элизабет плавала от одного бортика бассейна до другого. Надвигался туман – рваные клочья то клубились над бассейном, то уплывали. Элизабет предпочитала темноту. Она прорабатывала каждую клеточку тела: физические усилия, как известно, снимают эмоциональное напряжение.
Доплыв до северного края, она коснулась стенки, набрала воздуху, перевернулась и размашистым брассом поплыла обратно. Сердце ее колотилось от бурного ритма, который она сама себе задала. Сумасшествие, не в той она сейчас форме. Но все же скорости старалась не терять, плывя наперегонки со своими мыслями.
Наконец она почувствовала, что начала успокаиваться и, перевернувшись на спину, поплыла лениво, плавно взмахивая руками.
Анонимки. Одну украли; может, в сумке найдутся еще. Какие-то Лейла наверняка прочитала и уничтожила. Почему Лейла ничего не сказала мне? Почему не доверилась? Она же всегда говорила, что, выговорившись мне, уже не воспринимает критику так остро.
Не рассказала, потому что поверила – Тед и правда в кого-то влюбился, и она ничего не может поделать.
Но Сэмми права. Если Тед влюбился в другую, то у него не было причины убивать Лейлу.
Но я не ошиблась насчет времени звонка.
Что, если Лейла упала нечаянно, вырываясь от него, а потом он отключился? Что, если анонимки довели ее до самоубийства? Очень важно выяснить, кто автор, думала Элизабет.
Хватит. Она смертельно устала, зато наконец-то немного успокоилась. Утром вместе с Сэмми проглядят оставшиеся письма, а анонимку, которая у них, она отвезет Скотту Элшорну. Возможно, он посоветует, чтобы она переслала их прямо окружному прокурору Нью-Йорка. Она строит алиби для Теда? Но в кого он влюбился?
Поднимаясь из воды, Элизабет дрожала. Ночной воздух очень прохладен, а она проплавала дольше, чем намеревалась. Элизабет накинула халат, достала из кармана часы. Светящиеся стрелки показывали половину одиннадцатого.