Наконец-то с этим жутким делом будет покончено. И это избавит тебя от мучений давать показания на процессе, снова перебирать детали гибели Лейлы.
Благослови и храни тебя Бог. Лейла рассказывала, что, когда ты была маленькой и вы ехали в Нью-Йорк, ты очень боялась и, чтобы успокоить тебя, она напевала тебе эту прелестную песенку «Не плачь, моя леди…».
Представь, что она поет тебе ее сейчас, и постарайся начать новую, более счастливую главу своей жизни.
Тед
Почти два часа Элизабет просидела на кушетке, съеживаясь, обхватив колени руками, глядя в пустоту. Ты же сама хотела этого! – твердила она себе. Он заплатит за все, что сотворил с Лейлой.
Но боль была непереносимой, пока наконец не перешла в оцепенение.
Когда Элизабет встала, ноги у нее онемели, двигалась она с неуверенностью старухи. Есть еще анонимные письма.
Она не успокоится, пока не разыщет того, кто посылал их, предрешив трагедию.
Бартлетт позвонил только во втором часу:
– Нам надо срочно поговорить! Приходи скорее.
– А почему не встретиться у меня?
– Я жду звонков из Нью-Йорка. Боюсь пропустить.
Когда дверь открыл Крейг, Тед не стал тратить время на предисловия.
– Что стряслось?
– Кое-что, что тебе не понравится.
Бартлетт сидел не за овальным столом, который служил ему письменным, а развалился в кресле, держа руку на телефоне, точно ожидая, что тот прыгнет ему в руку. Выражение лица задумчивое; немного похож, решил Тед, на философа, столкнувшегося с трудной проблемой.
– Сколько? – спросил Тед. – Десять лет? Пятнадцать?
– Хуже. Они не согласны на признание. Появится новый очевидец.
Отрывисто, даже резко, Генри стал объяснять:
– Как тебе известно, мы приставили к Салли Росс частного детектива, хотели накопать побольше компромата. Позавчера ночью детектив как раз дежурил в доме, когда в квартире этажом выше застали вора. И тот заключил сделку с окружным прокурором. Оказывается, в этой квартире он не в первый раз. А именно, был там двадцать девятого марта. Он заявляет – он сам видел, как ты сбросил Лейлу с балкона!
Бартлетт наблюдал, как на лицо Теда наползает мертвенная бледность, превращая загар в грязно-бежевый.
– Значит, никакого послабления в обмен на признание, – прошептал Тед.
Так тихо, что Генри едва разобрал.
– С какой стати? С таким-то свидетелем? Из сообщения моих людей ясно – всякие сомнения, будто он не мог рассмотреть происходящее, отпадают. Террасу у Салли загораживает эвкалипт, он мешал ей видеть. Но этажом выше дерево уже не помеха обзору.
– Мне все равно, сколько народу видели Теда в тот вечер! – рявкнул Крейг. – Он был пьян и не соображал, что делает. Я пойду на лжесвидетельство. Заявлю, что он говорил со мной по телефону в половине десятого.
– Какое там лжесвидетельство! – оборвал Бартлетт. – В протоколе уже есть запись твоих слов: ты слышал телефонный звонок, но трубку не снял. Нечего и мечтать.
Тед сунул в карманы стиснутые кулаки.
– Забудьте вы тот злополучный звонок. Что конкретно видел свидетель?
– Пока что окружной прокурор отказывается отвечать на мои звонки. Но у меня в прокуратуре есть свои люди, им удалось разнюхать: свидетель показывает – Лейла боролась за свою жизнь.
– Значит, приговор грозит по максимуму?
– Судья, который будет рассматривать дело, – зверюга. Головореза из черного квартала поругает и отпустит, но на процессах богачей обожает продемонстрировать, какой он крутой с ними. А ты – богач…
Звонил телефон. Бартлетт сгреб трубку еще до второго сигнала. Тед с Крейгом увидели, что он нахмурился еще больше, облизал губы, закусил нижнюю губу.
– Мне требуется подробное досье на парня, – рявкнул он. – Детали его сделки с прокурором. Требуются снимки балкона квартиры той женщины, снятые в дождливый вечер… Выполняй!
Положив трубку, он внимательно взглянул на Теда с Крейгом, отметив, что Тед обмяк в кресле, а Крейг настороженно выпрямился.
– Процесс состоится. Новый очевидец, бесспорно, бывал в квартире раньше: он описал вещи в гардеробных, а в тот раз, когда его схватили, он едва успел войти в холл. Утверждает, что видел тебя, Тедди. Лейла отбивалась от тебя, царапалась, старалась вырваться. Ты схватил ее, высоко поднял над перилами и тряс, пока она не выпустила твои руки. Не очень приятная сцена. Если ее красочно распишут на суде…
– Поднял над перилами… тряс… прежде чем сбросить! – Тед схватил со стола вазу и с маху швырнул через комнату о мраморный камин. Сотни осколков нежного хрусталя брызнули на ковер. – Нет! Такое невозможно! – Развернувшись, он слепо метнулся к выходу, захлопнув дверь с такой силой, что стекла отозвались жалобным звоном.
Они смотрели, как Тед мчится через лужайку к деревьям, отгораживающим Спа от Крокер Вудленда.
– Он виновен, – произнес Бартлетт. – И мне его не вызволить. Дайте мне отъявленного лгуна, с ним я сумею развернуться. Если выставить Теда свидетелем, присяжные сочтут его высокомерным, если же не выставлять, Элизабет станет показывать, как он убивал ее. Вот и защищай при таких обстоятельствах. – Генри прикрыл глаза. – Между прочим, только что он доказал нам – темперамент у него весьма буйный.
– Для этого взрыва имеется особая причина, – бесстрастно пояснил Крейг. – Когда Теду было восемь лет, он видел, как его отец в припадке пьяного бешенства держал мать над перилами пентхауса.
Крейг выдержал паузу.
– Разница в том, что с небоскреба он ее все-таки не сбросил.
4
В два часа Элизабет позвонила Сиду и попросила встретиться с ней у «Олимпийского». Когда она подошла, как раз начались совместные занятия аэробикой. Мужчины и женщины с пляжными мячами старательно следовали указаниям тренера: «Сожмите мяч ладонями, покачайтесь из стороны в сторону… вот так… держите его под водой… вытаскиваем…»; играла музыка.
Элизабет устроилась за столиком в дальнем углу патио. Поблизости никого. Десять минут спустя позади раздался скрежет, она обмерла. Но это всего лишь пришел Сид. Продравшись через кусты, он отодвинул стул, чтобы пройти в патио. Кивком указал на бассейн:
– Когда я был мальчишкой и мы жили в квартире смотрителя дома в Бруклине, видела бы ты, как укреплялись мышцы моей матери от махания метлой.
Говорил он достаточно дружелюбно, но держался настороженно. Спортивная рубашка с открытым воротом и шорты открывали стальную крепость рук и сильные мускулы ног. Забавно, мелькнуло у Элизабет, а я всегда считала Сида хиляком, может, потому, что он тощий. Какая ошибка!
Скрежет по полу. Значит, прошлым вечером она тоже слышала, как двинули стулом? И в понедельник ей почудилось за кустами движение. Неужели все время, пока она плавала, за ней наблюдали? Мимолетная, но очень тревожная мысль.
– Для местечка, где так дорого стоит расслабиться, что-то многовато озабоченных. – Сид уселся напротив нее.
– И самая озабоченная, по-моему, я. Сид, ты вложил собственные деньги в «Карусель». И пьесу Лейле принес ты. Работал над переделками. Мне необходимо поговорить с драматургом Клейтоном Андерсоном. Как с ним связаться?
– Без понятия. Лично я с ним никогда не встречался. Контракт обговаривали через его адвоката.
– Назови его имя.
– Нет.
– Потому что никакого адвоката не существует, да, Сид? Пьесу написал Хельмут? Принес ее тебе, а ты подсунул Лейле. Хельмут великолепно понимал, что Мин сойдет с ума, если узнает. В пьесе ведь явно просматривается, что автор одержим Лейлой. Оттого и получилась настолько подходящая роль.
– Что ты выдумываешь! – Сид покраснел.
– А это правда? – Элизабет протянула ему письмо Теда. – Ты встретил Теда в тот вечер? Почему же не сказал об этом еще несколько месяцев назад?
Сид бегло пробежал записку.
– Еще и письменно изложил! Ну, идиот!