Изредка Сид косился на актрису. Бесспорно, выглядит роскошно. Под шапкой иссиня-черных кудрей ее лицо смотрелось сексуально и привлекательно. Ей было тридцать шесть, бывшая озорная девчонка превратилась в элегантную даму, и это ей шло.
Сериал «Династия Даллас» у зрителей уже в зубах навяз. Общим настроением было «хватит уже смотреть жгучие любовные романы женщин под пятьдесят. Роль Аманды для Черил – верный шанс выйти в суперзвезды».
А Сид, в свою очередь, снова превратится в крупного агента. Писатель ценится по его последней книге, актер по последнему фильму, а агенту требуется миллионная сделка, чтобы его считали птицей высокого полета. Опять же – шанс для него стать легендой, новым Расторопным Лазарем. И уж на этот раз, клялся себе Сид, он не спустит нажитое в казино и не просадит на скачках.
Еще несколько дней – и станут известны результаты кинопробы. Перед отъездом он, по настоянию Черил, позвонил Бобу Кенигу домой. Двадцать пять лет назад Боб, только что из колледжа, и Сид, студийный завсегдатай, познакомились в голливудском павильоне и подружились. Теперь Боб – президент «Уорлд Компани». Даже внешне – вылитый администратор нового поколения: резкие черты лица, широкие плечи. Асам он, знал Сид, типичный представитель Бруклина – с длинной унылой физиономией, редеющими кудрями и круглым животиком, который, сколько ни занимайся спортом, не сбросить. И в этом он тоже завидовал Бобу.
Сегодня Боб вспылил:
– Слушай, Сид, нечего названивать мне домой по работе. Да еще в воскресенье. Показ у Черил прекрасный. Но мы пробуем и других. О результате услышишь через недельку. Подброшу подсказку. Ты здорово ей напортил, воткнув в прошлом году в спектакль после смерти Лейлы Ла Салле. И это очень крупная закорючка при выборе. И домой мне по воскресеньям названивать – тоже пребольшая пакость.
От одного воспоминания ладони Сида вспотели. Не замечая пейзажа, он сокрушался, какую же допустил промашку, нанес урон дружбе. Не поостережется – кончится тем, что все знакомые будут, когда он позвонит, «на конференции». И конечно же Боб прав. Он совершил роковую ошибку, уговорив Черил играть в спектакле всего после нескольких репетиций. Критики разнесли ее в пух и прах.
Черил, когда он звонил Бобу, стояла рядом. И слышала мнение Боба о спектакле. Что, разумеется, вызвало взрыв. Не первый и не последний.
Чертов спектакль! Сид так верил в него! Назанимал денег, вложил миллион. Спектакль мог стать оглушительным хитом! Но у Лейлы посыпались закидоны, истерики, она стала придираться к пьесе…
От злости запершило в горле. Сколько он сделал для этой стервы, а она вышвырнула его с работы! Скандально, перед сливками шоу-бизнеса, в «Элайне»! А ведь знала, сколько он поставил на этот спектакль. Поделом бы, если она была в сознании, понимала, что происходит, когда летела вниз с высоты сорока этажей на бетонную площадку.
Они проезжали Кармель: толпы туристов, солнце ярко сияет, вид у всех расслабленный, счастливый. Сид выбрал окружной путь и катил по самым оживленным улицам. Он слышал восклицания прохожих, узнававших Черил. Она конечно же обольстительно улыбалась, мисс Очарование! Публика ей нужна не меньше, чем воздух и вода.
Вот и ворота на Пеббл-Бич. Сид заплатил пошлину. Они покатили мимо особняков, по Крокер-Вудлэнд, к воротам Спа.
– Высади меня у моего бунгало! – велела Черил. – Не хочу ни с кем встречаться, пока не приведу себя в порядок.
Обернувшись к нему, она сняла очки. Потрясающие глаза блестели.
– Сид, какие у меня шансы получить роль Аманды?
– Лучше не бывает, детка. Ты обязательно победишь.
Хоть бы оно так и получилось, молился он про себя, не то всему конец.
4
«Вествинд» нырнул и пошел на снижение в аэропорт Монтеррей. Тед методично проверил панель приборной доски. С самых Гавайев он летел хорошо, ровно, без ям: облака, сливаясь, плыли, словно сахарная вата в цирке. Забавно, облака ему нравились, но даже ребенком он ненавидел сахарную вату. Еще одно противоречие в его жизни…
На сиденье второго пилота заерзал Джон Мур: ненавязчивое напоминание – он тут и готов взять управление на себя. Мур уже десять лет служил главным пилотом в «Винтерс Энтерпрайз», но Теду хотелось произвести посадку самому, испытать, как гладко он сумеет посадить самолет. Выпустить шасси, приземлиться – все полагается сделать одним движением, верно?
Час назад с ним связался Крейг, умоляя передать управление Джону.
– Коктейли приготовлены за вашим любимым столиком в углу, месье Винтерс, – произнес он, подражая – очень искусно – капитану из «Четырех Сезонов».
– Ради бога, – обрезал Тед. – Хватит с меня твоих кривляний на сегодня. Сейчас мне не до этого.
У Крейга хватило ума не спорить, когда Тед все-таки решил сажать самолет сам.
Навстречу неслась взлетно-посадочная полоса. Тед слегка опустил нос самолета. Сколько еще ему осталось жить на свободе? Водить самолеты, путешествовать, выпивать или не выпивать, чувствовать себя нормальным человеком? Суд начинается на следующей неделе. Теду совсем не нравился его новый адвокат – Генри Бартлетт. Чересчур напыщен, чересчур самовлюблен. Тед легко представлял себе Бартлетта в рекламе «Нью-Йоркера»: с бутылкой скотча с надписью «Своих гостей я угощаю виски только этой марки».
Стукнули о землю шасси. Толчок внутри самолета почти неощутим. Тед перевел рычаг на задний ход.
– Прекрасно приземлились, сэр, – спокойно одобрил Джон.
Тед устало провел рукой по лбу. Хотя бы Джон отучился, наконец, обращаться к нему «сэр». А Генри Бартлетт – от привычки называть его «Тедди». Интересно, все адвокаты по уголовным делам придерживаются мнения, что уж если нам потребовались их услуги, то у них есть право на фамильярность? Вопрос любопытный. При других обстоятельствах он бы и близко не подошел к человеку вроде Бартлетта. Но увольнять юриста, который считается лучшим адвокатом в стране, когда тебе грозит долгое тюремное заключение, – глупо. А Тед глупцом не был. Правда, теперь уверенности в этом у него поубавилось.
Несколько минут спустя они уже сидели в лимузине, мчащемся в Спа.
– Я много слышал о полуострове Монтеррей, – заметил Бартлетт, когда они свернули на шоссе 68. – Все-таки не понимаю, почему мы не остались прорабатывать дело у тебя в Коннектикуте или на твоей нью-йоркской квартире? Но ладно, по счету платишь ты.
– Потому что Теду нужно расслабиться, а расслабляется он только в Сайприс-Пойнт, – объяснил Крейг, не скрывая раздражения.
Тед сидел на просторном заднем сиденье, рядом с Генри. Крейг устроился лицом к ним, рядом с баром. Приподняв крышку бара, Крейг смешал мартини и с полуулыбкой протянул бокал Теду.
– Правила Мин насчет алкоголя тебе известны. Так что давай напивайся, пока можно.
Тед покачал головой.
– Мне все еще помнится тот прошлый раз, когда я напился. Холодного пивка не найдется?
– Тедди, я категорически протестую против твоих высказываний насчет того вечера, будто ты ничего не помнишь.
Тед взглянул в упор на Генри Бартлетта: серебряные волосы, светские повадки, легкий аристократический прононс.
– Давай проясним кое-что раз и навсегда! – наконец заявил Тед. – Не называй меня, повторяю, никогда не смей называть меня Тедди! Мое имя, на случай, если ты подзабыл, есть в твоей пузатой папке – «Эндрю Эдвард Винтерс». Все зовут меня Тед. Но если тебе чересчур трудно запомнить – Тед, называй – Эндрю. Так меня звала бабушка. Если понял, кивни.
– Давай, Тед, все-таки полегче, – вмешался Крейг.
– Мне станет совсем легко, если мы с Генри с самого начала установим основные правила.
Тед стиснул бокал. Он выкарабкивается из сумятицы чувств, он ощущал это. Эти несколько месяцев после предъявленного ему обвинения он ухитрился сохранять разум, засев у себя на Майи, занимаясь анализом городской экспансии населения, проектируя отели, стадионы и торговые центры, которые построит после того, как все закончится. Как-то он умудрился убедить себя – что-нибудь произойдет: Элизабет поймет, что ошиблась насчет времени телефонного звонка, или так называемую очевидицу объявят душевнобольной…