Здесь всегда люди. Плач. Проклятия…
И пусть пора новых — ещё более яростных — митингов пока не подоспела, и велик был страх недавно пережитого, по казённым коридорам собирались группки единомышленников и о чём-то тихо переговаривались, и только взгляды в сторону проходивших мимо русских коллег выдавали почти не скрываемую от них ненависть… И тогда в свистящем шепотке мерещилось: чемодан, вокзал…
…………………
Летом одна тысяча девятьсот девяностого года мы загрузили нехитрый скарб в железнодорожный контейнер. Билеты на самолёт Баку-Москва вроде бы гарантировали начало свободной от страха жизни.
………………….
Старый бакинский Дом с внутренним двориком, окольцованным застеклёнными верандами многочисленных квартир, с серпантином лестниц, опоясывающих стены и трассирующим прострелом верёвок, натянутых в верхотуре от окна к противоположному окну, на которых вечно сушится свежевыстиранное бельё.
Здесь живёт мой старинный друг Шурик.
Дом оседлал взлёт холма, погребённого под городскими кварталами. Вечер.
В окне открытой веранды светятся огоньки Сабунчинского вокзала и сквозь мглу проблескивают лучи рельсов, по которым время от времени, истошно вскрикивая, помаргивает светящейся вереницей окон поздняя электричка.
Наш хлебосольный хозяин колдует у плиты, на которой разогревается турка, а он тем временем крутит ручку кофемолки, и веранда погружается в густой благородный аромат.
Мы пьём из маленьких кофейных чашек чудесный напиток, укрытый нежной пенкой. И разговариваем, разговариваем. И никак не можем наговориться…
А за окнами, колыхаясь шелковым пологом, сгущается ласковая южная ночь. Новорождённый месяц цепляется за краешки рваных облаков, и то прорезывается золотом по чёрному бархату неба, то пропадает во мгле, будто и не было его. Последняя ночь в Баку.
Утром Шурик посадит нас в рейсовый автобус до аэропорта. Мы попрощаемся. Как выяснится впоследствии — навсегда…
Норд в одышке. Осип на бегу.
Месяц в облаке прячет прищурку…
Я сегодня ночую у Шурки,
Навсегда покидая Баку.
Всё как надо: вино, закусон,
За столом задушевные речи,
Вечер и скоротечен, и вечен,
И прозрачен, как утренний сон.
И уже — нараспашку душа.
Тост за горы — обычное дело,
За окном прокричит оголтело
Электричка, куда-то спеша.
Это нужно ещё превозмочь:
Неподъёмную тушу разлуки.
Стон бокалов. Дрожащие руки.
И последнюю южную ночь…
ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО ИЗ МЕНЯ НЕ ВЫШЕЛ
Москва. Гостим у сестры. Тесновато, но ведь это — временно, не правда ли? Впрочем, у нас теперь всё — временно.
На следующий после приезда день встречаем сыновей, которых, спасая от мобилизации на чужую войну в Карабахе, на свой страх и риск отправили батрачить под Тверью.
Господи, какие они были чумазые и исхудавшие, когда вылезли из вагона электрички. Как бросились к нам. Как лихорадочно объясняли, что фермер — обманщик, и никакого наобещанного им жилья для беженцев нет в природе, а что нужны ему безропотные, готовые на всё, батраки… Как обрадовались нашему полному и безоговорочному пониманию мерзости произошедшего.
И мы приобрели билеты на питерский поезд. И снова пустились в бега.
……………………….
Гатчина. Временно, снова временно, остановились у моего приятеля. Жили общиной, и деньги, которые нам ссудила сестрёнка, уже заканчивались, и я лихорадочно искал работу.
Вечерами всей семьёй прогуливались по городу, украдкой поглядывая на светящиеся окна чужих квартир.
А в бюро по трудоустройству меня обслуживать отказывались: нет прописки, нет работы…
Родина-мачеха, затеяв генеральную перестановку в захламленной квартире своей, о судьбе несчастных жильцов как всегда не подумала.
И среди беженцев с неотвратимостью чумы распространяется суицид…
Очередная (последняя?) попытка устроиться на работу. Барышня по ту сторону конторки отрицательно покачала головой. А потом вдруг, что-то припомнив:
— Попробуйте зайти в районные теплосети. Требуется инженер…
Кабинет директора теплосетей.
Вопросы, вопросы… И, — громом среди ясных небес, — предложение работать начальником участка при обязательном условии жить в посёлке, где расположилась котельная.
— С удовольствием, — это я, — но жить-то негде…
— Не вопрос, дадим комнату в общежитии. Пропишем…
……………………
На Варшавском вокзале — толпа дачников с рюкзаками и тележками штурмует лужскую электричку. Вагоны набиты по самое не могу, но пролезть в тамбур и как-то устроиться мне вполне по силам. Главное, не обращать внимания на острые локти сердитой соседки. И дышать, пока есть чем. И утирать обильный пот, досадуя, ну чего ради я выпил это треклятое пиво? И почему сосед по перрону, с изумлением наблюдавший мои неуклюжие эксерсизы с упрямой посудиной, обхохотался, но так и не подсказал, козлина, что надо просто поддеть ноготком колечко и вскрыть отдушину, из которой пряным выхлопом брызнет белая пена.