Но я и сам справился, пусть и облился холодным напитком, которого осталось для утоления жажды всего-то на пару добрых глотков…
Так в вагонной тесноте, почти в обнимку с незнакомкой и, стараясь не наплодить нечаянного потомства, ждал отправления поезда.
Наконец над головами прогнусавило:
— Осторожно, двери закрываются, следующая остановка… И что-то неразборчивое…
Вагон дёрнулся, куча мала со стонами и матюгами колыхнулась, и платформа неторопливо уплыла с глаз долой. И сразу же откуда-то потянуло сквознячком: перекошенные двери вагона закрывались неплотно…
Суйда. Народец, толкаясь и переругиваясь, ринулся к выходу, и я неожиданно почувствовал, что объятия соседки ослабли, и чуть было не шлёпнулся, потеряв опору.
— Следующая станция — твоя, — это моя бывшая визави. И когда мы успели перейти "на ты"?
Прибытково. И снова взмыленный поток хлынул на платформу.
Вписавшись в вереницу попутчиков, бодро шлёпаю по разбитой дороге. Две версты до Кобрино…
Меня встречает начальник котельной. Ему уже позвонили из дирекции, и сообщили, что новый бугор вот-вот будет на месте…
Обменялись первыми ничего не значащими фразами…
— Хотите осмотреть котельную?
По привычке предложил начать осмотр хозяйства с бытовки.
Раздевалка встречала новый рабочий день… Гоп-компания вольготно расположилась на полу. На газетах — нехитрая снедь. И объёмистая бутыль с мутноватой жидкостью…
Начальник котельной шмыгнул носом. В дальнейшем подтвердилось: инженерский шнобель при неловкостях шмыгал сам по себе. Рефлекторно.
Итак, шмыгнул нос.
А бывалый народ уже сворачивал праздник. И один за другим участники незавершённой трапезы тихонько смывались. Благо, котельная большая, и потаённых уголков знающий человек мог найти великое множество. И оставшееся время я видел только мелькающие среди насосов и переплетений труб тёмные силуэты.
После обеда в местной столовой знакомлюсь с электриками, захожу на телефонную станцию.
Конец первого дня на новом месте. Кабинет в двухэтажном деревянном бараке из числа возведённых пленными немцами более полувека назад. Отзваниваюсь директору. Докладываю о первых впечатлениях. Опуская пикантные подробности.
Вскрываю свежую пачку чая. Завариваю. И в кабинете делается уютно…
Пора домой. Обратная дорога. Две версты до Прибытково и почти пустая электричка до Гатчины.
Всю дорогу пялюсь в окно: берёзовые рощи, неоглядные луга в цветах. Какая красота!
На пороге неказистой хатёнки меня встречает кворум. Жена, сыновья, невеста старшего.
— Ребята, мы спасены. Начинается новая жизнь.
Второй рабочий день. В общагу на улице Советских Воинов захожу в обеденный перерыв. Хозяин предназначенной нам комнаты пока ещё не съехал. В деревянном дряхленьком здании на краю посёлка, где он получил отдельную двушку, идёт ремонт. Который должен вот-вот закончиться.
Наконец тягомотина завершилась, ключи в кармане, и мы перестали быть бездомными.
Жилище, конечно, была ещё то… С общим туалетом и умывальником. С длинным коммунальным коридором, щедро напоённым могучим послевыпивошным амбре…
И всё же мы были счастливы.
Соседи через фанерную стенку, Серёга-костыль и его вечно пьяная Валя жили размашисто. Ночные скандалы, грохот от падения чего-то тяжёлого. В лучшем случае — нехитрые трень-брень на расстроенной балалайке.
А в коридоре время от времени, вольготно разбросавшись на полу, храпели общежитские алкаши, и по пути в туалет или к умывальнику надо было перешагивать через их бесчувственные тела… И моя Людмила пугалась…
……………………….
Первая получка.
— Тёма, запри двери. Да, тихо ты! — жена, опасливо оглядываясь, пересчитывает неслыханную сумму. Так я ещё никогда не зарабатывал…
Так прошло три года. Женился старший сын. Ушёл в армию младший. Жизнь задавала вопросы, на которые мы с Людмилой находили или не находили ответы. Всё, как у всех…
А я… Я трудился, не жалея сил. И всё бы хорошо, но…