— Вот. И научись говорить «пожалуйста», — огрызнулась она.
— Заткнись и дай его сюда, — рявкнул он.
Лили толкнула дверь, и ее тут же окутало облако пара. Это было все равно что войти в баню. Разогнав рукой пар, она принялась рыться в сумке в поисках бритвы, а затем застыла на месте.
Перед раковиной стоял Марк и размазывал по заросшему щетиной подбородку крем для бритья. Вокруг его бедер было обернуто полотенце, а по загорелой коже сбегали капли воды. У Лили пересохло во рту.
Она и забыла, какой он потрясный.
— Слава богу, — проворчала она, достав из сумки бритву и протянув ему. — А то выглядел как бомж.
— Твоя грубая лесть на меня не подействует, — подколол он ее.
Лили на мгновение задержалась, глядя, как он проводит лезвием по щеке. Затем ее глаза скользнули по его плечам и рукам.
Когда ее взгляд опустился на его грудь, у нее перехватило дыхание. Весь его торс покрывала беспорядочная сеть белых линий. Шрамов. Шрамов, которых в Африке не было. Она прекрасно помнила его тело. Помнила пулевое ранение у него в боку. Шрам от ножа около плеча. Грубо залатанный шов на ребрах. И всё. Теперь всю его кожу от ключиц и до пояса испещряли тонкие белые шрамы. Лили бросила взгляд в зеркало и уставилась на его отражение.
— Не хочешь мне об этом рассказать? — спросила она.
Где-то секунду Марк пристально на нее смотрел, потом вернулся к бритью.
— Неудачные выходные в Киеве, — только и сказал он.
— Драчливая проститутка?
— Я имел удовольствие провести несколько вечеров с Роксаной Станковской.
Лили не поверила своим ушам.
— Она с тобой такое сотворила?! Эта крошечная… блондинка?! — воскликнула Лили и подошла поближе, чтобы рассмотреть его грудь.
— Ну, что я могу сказать? Она ко мне неравнодушна. К тому же в ней есть садистская жилка, от которой Сталин покажется просто няшкой, а ещё нездоровая любовь к хлыстам и лезвиям.
Сознание Лили захлестнуло волной кипящего гнева. Она знала, что это просто нелепо — за время их разлуки у нее самой случались неприятные встречи. Один «объект» парой удачных ударов сломала ей два ребра, и, конечно же, прямо в середине предплечья у нее осталось чудесное напоминание об Иванове. Отвратительный шрам почти в десять сантиметров длиной. Марка ранили, и что? Тоже мне событие.
Но Лили ничего не могла с собой поделать. Он до сих пор был ей небезразличен. Она за него волновалась. Ей была ненавистна сама мысль о том, что кто-то может причинить ему боль. И особенно ей не понравилось то, что этим кем-то оказалась жена Станковского. Существовало ли в жизни этого человека хоть что-то, не омраченное злом?!
— Судя по количеству отметин, это было то ещё свидание, — попыталась пошутить она, но это не показалось ей смешным.
— Это еще мягко сказано. Если бы у меня не получилось так легко ее отвлечь, я бы давно пошел на корм свиньям.
— Отвлечь?
— Секс она любит гораздо больше, чем причинять боль.
— Ты занимался с ней сексом?!
— Нет. Мы были к этому близки, но я решил взять ее в заложники и сбежал.
Гнев Лили вскипел с новой силой. Гнев на Роксану, за то, что причинила Марку боль. За то, что хотела его. Гнев на Марка за то, что он посчитал смешным нечто настолько опасное. Гнев на саму себя за то, что ее там не было. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и стала смотреть, как он вытирает остатки крема с теперь уже гладко выбритого лица.
— Они останутся навсегда? — спросила она.
— Некоторые да. Они тебя беспокоят? Я теперь жуткий? — спросил он, потирая рукой шрамы.
— Они меня не беспокоят, — заверила его Лили, и он, наконец, посмотрел на нее.
— Хорошо.
— Ну, может, немного, — поправила себя она.
— Неужели?
— Да, — вздохнула она, затем скользнула бедром вдоль края раковины, пока не оказалась почти рядом с ним.
Марк замер, и Лили готова была поклясться, что он затаил дыхание.
— Они беспокоят меня, потому что мне не представилось возможности оставить на тебе свой след.
И не успел он ответить, как Лили повернулась и, выйдя из ванной, хлопнула дверью.
У нее сдавали нервы. Присутствие Марка, провал в Колумбии, возвращение с Кингсли, телефонный звонок, который ей пришлось сделать прошлым вечером... Лили чувствовала, как зашкаливает ее кровяное давление. Снова вернулось ощущение бесконечной гонки. Такой невыносимой усталости, что ей не хотелось шевелиться.
«Он сказал, что не спал с ней. Думаешь, это правда? Поверить не могу, что переживаю из-за того, что она вырезала у него на груди свои инициалы. Вот сука. Мне надо и ее прикончить».