Я пыталась себя успокоить, но тревога и не думала утихать, потому как в глубине души я понимала, что Данилевскому наверняка доложили, что я не справляюсь с ролью, и разговор будет именно об этом. Может, и контракт подписывать не придется, выгонит сразу. А идти мне некуда, в самом прямом смысле. Ни работы, ни жилья.
Эти мысли так поглотили меня, что я стала рассеянной, начала путать текст и забывать слова. Это не добавило симпатий ко мне, хотя Влад и старался помочь всеми силами, терпеливо прогоняя со мной одну и ту же сцену десятки раз. Режиссер пытался выглядеть спокойным, но я прекрасно видела, как он закипает. А уж Марго и вовсе отпускала ехидные шпильки и закатывала глаза после каждого моего промаха. Когда она громко заявила, что больше не может на это смотреть, а после пафосно покинула зал, я испытала даже некоторое облегчение, что на одного злобного комментатора стало меньше.
Но саму ситуацию это не меняло. Я ведь действительно считала себя неплохой актрисой, и в училище меня часто хвалили. Но теперь все чаще вспоминалось замечание Альберта Борисовича, что я так и не смогла раскрыться до конца. Видимо он прав, что бы ни имел в виду. И сейчас, в самый ответственный момент, это вылезло на первый план, мешая не только мне и моей карьере, но и подводя других людей, которые мне поверили.
Честно, меня смущали любовные сцены, которые я должна была показать. Там настолько обнажались чувства, и чувства эти так сильно откликались в моей душе, что мне казалось, будто я раскрываю саму себя, а не Катерину. А открываться я с детства не привыкла, никогда не одобряемая своими родителями. Уж мне ли не знать, как больно может сделать даже самый близкий человек, если видит тебя насквозь?
Смущали меня и руки Влада, вроде бы дружеские, но чужие и сжимавшие меня так, как могут сжимать только руки любовника. Показывать близость сотням чужих людей казалось для меня перебором.
Я не была ханжой, но мне почему-то казалось, что именно таких сцен в моей карьере почти не будет. Я ведь сама могу выбирать роли, разве нет? Но здесь вся пьеса была наполнена откровенными и жаркими эпизодами. Нет, они не переходили черту, но явно подразумевали продолжение в фантазиях зрителей. Какой же неудовлетворенный человек это написал? И почему Артур решил поставить именно это произведение, безусловно талантливое, но такое необузданное?
Я понимала, какой Влад хороший актер, и ведь на самом деле знала, что он испытывает ко мне лишь дружеское расположение, что доказывал раз за разом. Но как же искусно у него получалось изображать то наглую страсть, то отчаянную любовь! Его мастерство выбивало из колеи, заставляло чувствовать себя совсем ничтожной и жалкой по сравнению с ним. Ну и, конечно, остальной коллектив. Они смотрели на меня с тревогой и жалостью, и хоть и пытались поддерживать, но я чувствовала, что их все больше постигает разочарование. Марго же всего лишь озвучивала мысли остальных, насмехаясь над моей откровенно слабой игрой.
Удивительно, но сценами, лишенными откровенности, все были довольны. Еще вчера мы прошлись по нескольким отрывкам пьесы, где не было Влада, и режиссеру почти не пришлось корректировать меня. Особенно ярко мне удавались эпизоды, где Катерина читает письмо от Софи, а потом бежит к пруду топиться. Я сама понимала, что здесь у меня получается блестяще, и вся труппа это подтверждала. Может, я слишком хорошо слила в душе образ Марго с ее героиней, Софи, и обеих я терпеть не могла, поэтому эмоции получались настолько настоящими?
Но на этом все. Большую часть спектакля Катерина должна флиртовать с Андреем, обниматься с ним и страстно целоваться. Не по-настоящему, конечно, но эти сцены все равно смущали.
Я снова и снова присматривалась к Владу и понимала, что не испытываю к нему неприязни, да и обнять могу спокойно, чисто по-дружески. Внешне невероятно хорош собой, относится ко мне неплохо. Значит, все дело именно во мне, и надо как-то преодолевать этот барьер. Как бы только сделать это за оставшиеся считаные недели?
Сегодняшний день выдался тяжелее, чем вчерашний, несмотря на то, что именно вчера мне нужно было знакомиться с коллективом. Тогда они все-таки делали мне скидку на то, что я новенькая. Но сегодня, кажется, все поблажки закончились, и от меня ждали полноценной игры, как будто я с ними не второй день, а репетирую с самого начала. От этого было немного обидно, но я давила в себе это чувство, отчаянно желая получить заслуженные похвалы, а не притворные.
Было еще кое-что, что расстраивало меня. Макс. Утром я уходила от него довольная и счастливая, и даже странный звонок от Артура, в котором начальник требовал от меня непонятного, не смог испортить мне настроения. Убегая на работу и нежно целуя парня, которого теперь я точно могла назвать своим, в сонные горячие губы, я была уверена, что наши отношения наконец-то перешли на новый уровень.