– «Старый ублюдок»! Он что, разве не знает, что стрелять из «травмата» в живого – значит делать ему достаточно больно… он что, такого не представлял?
Зная о недалеком уме своего компаньона, Беркутов не придал его словам никакого значения, а стал осматривать лежащего на земле человека – тот не подавал никаких видимых признаков жизни; приложив (как он знал это из фильмов) два пальца на шею поверженного противника, прислонив их прямиком к сонной артерии и в результате ничего не почувствовав, начинающий бандит, наполнив свой голос выразительной печалью, а заодно и предательски усмехнувшись, сокрушенно промолвил:
– Во ты даешь, Слоняра?! «По ходу», ты его все же убил… – он игриво скорбно вздохнул, – говорил же я ему «будешь тише – будешь дольше», так нет же, не поверил он мне – и что из всего этого вышло? – теперь вот лежит… тихо так, ну, прям как «рыба об лед», ведь недаром же меня зовут Костя-киллер.
– Но ведь это я вроде его… – попытался возразить огромный детина, недоверчиво посматривая на своего преступного лидера.
– Вот именно, – жестко «отрезал» беспечный преступник, привставая от мертвого тела, – вот именно! Ты лучше скажи: чего будем делать с убитым, может, как и обычно, окажем последние почести да где-нибудь захороним?
– Не знаю, – ответил Михайлов, пожимая своими неимоверно большими плечами, – можно оставить и здесь – чего зря с «жидким ублюдком» таскаться?
– Я так и думал, что ничего более умного ты – как, впрочем, и всегда – не предложишь, – плюнув с недовольством на лицо мертвого человека, произнес безжалостный Беркутов, – бери его за руки и помогай нести до машины.
Повторять в этом случае не пришлось, и бандит, обладавший массивным ростом и отлично осведомленный о вздорном характере своего безжалостного приятеля, приподнял труп за обозначенную ему часть тела и, дождавшись, когда товарищ схватится за ноги, направился в сторону стоявшего неподалеку автомобиля (Константин умышлено выбрал себе эту часть туловища, так как нести за нее было намного легче, нежели чем поддерживать тело за плечи); пройдя те пять метров, что отделяли их от багажника, они открыли крышку гордости российского автопрома, носящего название «Волга», захваченного ими чуть ранее, изрядно уже потрепанного, но все же еще довольно приличного, а затем забросили туда безвременно ушедшего из жизни Арсентьева.
– Смотри-ка, и «сетка-рабица» есть, глядишь, как удачно, – машинально сказал более разумный преступник, сразу предположив, что будет с ее помощью делать, – как знал проклятый «водила», что она пригодиться, – и беззастенчиво рассмеялся пришедшей в голову мысли.
Закончив с погрузкой безжизненного тела, бывшего некогда сотрудником правоохранительных органов, оба товарища облегченно вздохнули и наполнились осознанием «исполненного долга», а главное, уверенностью, что им уже в конце-то концов предоставлялась возможность заняться именно тем делом, ради которого, собственно, все это лиходейство и было затеяно; не сговариваясь, они проследовали в сарай, где, прижавшись к стене, сидела дрожавшая девушка, уже пришедшая в себя, и где в полуметре от нее лежал бесчувственный водитель такси (его пришлось оглушить чуть сильнее, чтобы избежать с его стороны ненужных телодвижений, вследствие чего, по-видимому, не обошлось без какой-нибудь закрытой черепно-мозговой травмы).
«Зажигая» безжалостным гневом глаза, Костя присел перед плененной жрицей-любви на корточки и, глядя ей прямо в глаза, грубо и одновременно настойчиво произнес:
– Ты ведь не будешь кричать и брыкаться?
Красивая проститутка была крепко связана липкой, клеящей, лентой, выделявшейся непрозрачным, серебристым, оттенком цвета; с ее же помощью был заклеен и ее миленький, но несколько больше обычного разговорчивый ротик. Трясясь от страха и непроизвольно обливаясь слезами, она помотала головой то кверху, то книзу, давая своим жестом понять, что впредь будет гораздо покладистей. Не без причинения боли, одним резким движением сорвав «скотч» с ее пухленьких губок, молодой «беспредельщик» предоставил ей слово; девушка скосила глаза на лежавшее рядом тело и дрожащим от волнения голосом попыталась узнать: