— А по каким документам?
— Чего это-с?
— Я спрашиваю, подо что деньги даны: под вексель или под закладную?
— Ну, этого, матушка вы моя, не прогневайтесь: умом не дошла…
— Напрасно.
— Да не все ли это одно-с, Татьяна Львовна: ведь отпереться нельзя, потому Павел Иванович дело это по-законному обделали?
— Закладная не в пример лучше: не заплатил должник — имение бери, а с векселями еще ходи, кланяйся.
— Уж известно, матушка вы моя, коли так — генерал под закладную дали.
— Это твое предположение, а надо было наверно узнать.
— Ну, виновата, Татьяна Львовна!
— Стариков видела?
— Еще бы нет — с!
— Что же?
— Известно, спервоначалу поломались: резонты зачали выставлять, что Софья Павловна молоденька, спешить замуж им не для чего — ну и прочее такое. Приметила я, что это они вид один только показывают, чтобы гордость свою потешить, а сами очинно значит, тому рады, — я и примолкла… о старых платьях речь повела, а о деле ни-ни!.. Ну тут уж генеральша не выдержали: сами о племянничке вашем спрашивать зачали… да потом эдак на спинку кресла откинулись, глаза прищурили и говорят мне с фоном таким: «Что ж, мы не прочь, коли мусье Осокин Соничке понравится, а приневоливать не станем, потому не в наших это дворянских правилах».
— Ну и сумничала! — накинулась на гостью Татьяна Львовна. — Ведь наказывала я тебе: выведывай, а своему языку воли не давай! Наказывала я тебе или нет?
— Да, матушка вы моя, что же тут дурного, коли сами генеральша в разговор со мной о таком предмете вступили?
— А то, — разгорячилась Осокина, — что она дочери про это скажет, а та племяннику — ну кавардак и выйдет!
— Ничего, Татьяна Львовна, не выйдет-с, и сумневаться не извольте: с Софьей Павловной мы тоже разговор имели…
— С Софьей?! Да ты видно уж совсем с ума сошла, Марья? Одолжила! Спасибо! И я-то, старая дура, нашла кому эдакое дело поверять!.. Да ты пойми: ведь это не с вашей братьею, подьячими, кашу заваривать… Софья выпоет если Осте — как я оправдаюсь?.. Изволь говорить все, как было, может, ты и невесть каких глупостей натворила!
— Ничего я, Татьяна Львовна, не натворила, — обиженным тоном заговорила Перепелкина, — а видно, чем больше желаешь угодить — тем хуже! Все же для вас старалась!
— Старалась! Софье-то что говорила?
— Да то же самое… Об Оресте Александровиче намекала, — робко ответила Перепелкина.
— То есть, попросту, с предложением сунулась?
— Матушка вы моя! Хотелось угодить вам!.. Очень уж обрадовало меня то, что старики согласились… Думала сею же минутою и с невестой покончить!
— Да разве я не запрещала тебе говорить с нею? Не приказывала ухо востро держать? Ну что ты наделала? На Остю все теперь свалится… За пошлого болвана его примут! — горячилась Осокина.
— На Ореста Александрыча ничего не подумают-с… Я Софье Павловне так и сказала, что это тетенька ихняя, из любви к им…
— Тетенька?! — как ужаленная вскочила Татьяна Львовна. — Так ты и меня приплела? Ах ты, дурища эдакая! Неужели же ты воображала, что тебя, отрепанную чиновницу (Перепелкина при этом вдруг как-то особенно странно выгнулась), я буду посылать с предложением от племянника?.. Да что у него своего языка что ли нет? Уж если бы он такой рохлей уродился — так я-то тогда на что?
Послышался звонок.
— Ступай… может еще Остя… в девичьей побудь… Ну, как я теперь дурь твою поправлю?.. А пятый десяток бабе идет! — укоряла Осокина Перепелкину, которая, опустив голову и сложив руки с платочком на груди, смиренно уплывала из комнаты.
— Где, батюшка, столько времени пропадал? — встретила старуха входившего племянника. — Тетку нынче и навестить не хочешь!
— Что это вы постоянно с претензиями? Ну, времени не выдалось — вот и все! — усмехнулся Орест, крепко целуя Татьяну Львовну в щеку. Он очень любил тетку, хотя и спорил с ней частенько.
— Кофею хочешь?
— Дайте, коли самовар есть.
— А и нет, так важность не велика: не похудеет Марфушка от того, что лишний самовар согреет… Эй! — стукнула она в стену. — Самовар да кофейник, — приказала она явившейся прислуге.
Тетка и племянник уселись.
— Сестра вам очень кланяется, — начал последний, закуривая папиросу.
— А что мне в ее поклонах… сама могла бы приехать, а то и носу не кажет!
— Ну вот, опять претензии! Эк ведь в вас эта формалистика крепко засела!
— Видеть ее хочу… Не мне же, старухе, к ней на поклон ехать?
— Надя больна.