— И ты ручаешься за успех?
— Уверена!
— А насчет Перепелкиной?
— Она-то и будет предлогом: уверяя Софи в непричастии к этому делу, тебе трудно будет скрыть то обстоятельство, вследствие которого вмешалась тетка…. Ты его не скрывай… оно и будет твоей исходной точкой.
Пока брат с сестрой советовались, в доме Ильяшенковых шли разные толки. Посещение Перепелкиной, таинственная беседа ее с господами при закрытых дверях, затем визит Бирюковой не укрылись от внимания прислуги. Девичья, всегда чуткая до разных новостей, сразу провидела во всем случившемся что-то особенное, а приказ, отданный Павлом Ивановичем камердинеру, принимать Ореста во всякое время, убедил всех, что дело пахнет свадьбой и что которая-нибудь из барышень скоро сделается госпожой Осокиной. Поднялись споры: сначала о том, на долю которой из девиц выпадет этот счастливый жребий, а потом о наружности жениха и его состоянии. Павел Иванович и Анна Ильинишна также не были чужды тому напряженному состоянию, которое силою обстоятельств овладело их внутренними комнатами. Сановитый генерал и его аристократическая супруга начинали уже беспокоиться о том, что бы это значило, что вот прошло уже несколько дней, как Перепелкина закинула им такой крючок, а дело не из короба ни в короб; даже и жених показаться не думает!.. Наконец, в один прекрасный вечер, опасения их рассеялись: раздался звонок и Осокин, собственной персоной, вошел в гостиную Ильяшенковых.
На счастье молодого человека хозяева были не одни: два чиновные старца увеселяли их игрой в винт, Юлия и Cle-Cle вышивали в пяльцах, а Софья Павловна в зале разливала чай. Такого удобного случая Орест и ожидать не мог; он поспешил им воспользоваться и, наскоро отделавшись в гостиной, подсел к Софи.
— Что вас давно не видно? — спросила девушка.
— Я уезжал по службе…
— Сестра ваша была у нас, — пристально взглянула Софи на молодого человека; тот немного сконфузился. — Je trouve qu'elle a maigri votre soeur.[118]
— Она не совсем здорова.
Софи отпустила чай.
— Хотите? — предложила она стакан Осокину. Тот поблагодарил и, боясь чтобы девицы своим приходом не помешали ему объясниться, решился прямо приступить к делу.
— Я исполнил ваше приказание, Софья Павловна, — не совсем твердо выговорил он.
— Какое? — с прекрасно разыгранным изумлением спросила девушка.
— Я навел справки, доказывающие мою невинность… по делу г-жи Перепелкиной.
— А!
— Мою взбалмошную тетку интересовало ваше мнение обо мне; она и поручила Перепелкиной узнать его… Та же, Бог весть с чего, позволила себе…
— С чего же ваша тетка, — улыбнувшись, перебила его Софи, — так интересуется мною и моими мнениями?
— Может быть, благоприятным ответом она думала доставить мне удовольствие, — несмело ответил Орест.
— Вот как! — протянула Ильяшенкова, и легкий румянец заиграл на ее щеках. — Я и не знала, что вы дорожите моим мнением!
— Софи! Еще чашечку, — влетела Cle-Cle, — я выпью ее здесь, — вдруг надумалась она, быстро взглянув на сестру и Осокина, и уселась около самовара.
Орест был готов побить ее в эту минуту.
— Vous êtes en compote ce soir?[119] — обратилась Cle-Cle к молодому человеку.
— Из чего вы это заключаете?
— Вы точно чем-то недовольны. Может быть.
— Можно узнать чем?
— Нет, нельзя.
— Tiens, Cle-Cle[120], — сказала Софи, передавая сестра чашку. — Что вы не курите? — спросила она Осокина.
Молодой человек закурил. Разговор не клеился.
— Decidement M-r Огнев est d'une impertinence![121] — воскликнула Cle-Cle. — Как целую неделю носу не показать?
Фамилия Огнева неприятно кольнула Ореста; он нетерпеливо ждал, что скажет Софи.
— Il nous fondre assurement[122], — равнодушно заметила Софи, поймав напряженный взгляд молодого человека. — Опять какая-нибудь муха укусила!
— За что же ему гневаться, — вмешался Осокин, — в собрании вы были с ним так любезны…
— Да, сначала… но потом мы поссорились.
— Можно узнать причину?
— Я сказала ему, что не уважаю его материальных взглядов, его ничегонеделания и страсти к приобретению благ земных.
Cle-Cle! показалась в дверях Юлия.
— Пойдем же, кончим.
Клеопатра допила чашку и, к великому удовольствию Ореста, ушла в гостиную.
— Вы отпустили мне мое прегрешение, Софья Павловна? — свернул молодой человек на прежнюю тему.
— Как же было не отпустить? Вы убедили меня в своей невиновности et apres tout je ne suis pas rancuneuse.[123]