Ну, а что же поделывал в это время счастливец Леонид Николаевич? Не забыл ли он, в чаду опьянения, прелестной Софьи Павловны? Напротив. Выигрыш процесса еще более усилил в нем желание обладать ею, а сообщенные Соханскою подробности об отъезде Ореста значительно облегчали ему это дело. Не теряя времени, он условился со вдовушкою на счет свидания с Осокиной, и в назначенный день и час явился в квартиру Катерины Ивановны. Ее, как он и ожидал, не было дома; Софи же застал скучающею, раздраженною, полулежащею на кушетке, с «Journal pour rire»[170] в руках; палевое, отделанное кружевами, легкое шелковое платье мягко драпировало роскошные формы молодой женщины, а черные волосы, хотя и небрежно, но живописно убранные, казались еще темнее от ее слегка побледневшего, утомленного лица. Лениво приподнялась Софи при входе гостя и с очаровательной улыбкой протянула ему руку.
— Enfin je vois l'astre, autour duquel le grouppe en ce moment toute la haute volee de R.![171]
— Новое светило очень радо случаю позаимствоваться блеском от старого! — любезно возразил франт, целуя руку молодой женщины.
— Старое светило давно уже не блестит! — усмехнулась Софи. — И ваши надежды совершенно неосновательны!
— Зато оно не потеряло способности пригревать!
— Вы думаете?
— Уверен!
Огнев положил шляпу и сел возле Осокиной.
— Et madame Sockansky n'est pas visible?[172]
— Ketty vient de me quitter… встретилось что-то спешное… je ne saurais vous dire… Elle va revenir tout a l'heure.[173]
— Votre sante madame?[174] — поинтересовался Леонид Николаевич. — Я слышал о постигшем вас несчастии…
— Положим, что оно еще нас не постигло… да, наконец, я понятия даже не имею о дяде моего мужа. Ma sante va bien — mеrci.[175]
— Несчастие это очень сродни тому счастию, жертвою которого я сделался на днях, — рассмеялся Огнев.
Софи немного смутилась; она затруднялась, какой смысл придать этой фразе: хитрит ли Леонид Николаевич, показывая вид, что ему неизвестна ее семейная драма, или в самом деле он ничего о ней не знает.
— Если оно так велико, как рассказывают, — возразила Софья Павловна, — то, пожалуй, вы и жертва: счастие давит вас своею тяжестью.
— Ну, нет, — улыбнулся Огнев, — такого приятного давления я не боюсь… Тем более, что состояние, полученное мною гораздо менее того, которое мне приписывают.
Софи ужасно хотелось спросить: «Однако?.. Цифру-то, цифру скажи!», но удержалась. Зато Леонид Николаевич, которому внове очень хотелось блеснуть свалившимся с неба богатством, не утерпел:
— Я получил симбирское имение, тысяч эдак во сто примерно, — с'est le prix qu'on me donne deja[176], — небрежно заметил он, — ну, за провладение — доходы прежних лет, лесная дача еще есть… на самой Волге… Капиталец достался, в разных бумагах, около пятидесяти тысяч… Enfin je ne suis pas pauvre, Dieu merci![177]
Он с наслаждением потянулся, поиграл часовою цепочкой и положил нога на ногу. Софи совершенно согласилась с Огневым в том qu'il n'est pas pauvre[178] и с злостно подумала, что будь муженек ее не такой крупный болван, каким он был на самом деле, она тоже была бы «aster» и так же сумела бы растянуться, от полноты счастия, как и Леонид Николаевич.
— Vous etes aussi a la veille. Je de tirer un bon numero![179] — сказал тот, пытливо взглядывая на Осокину.
— Je l'ignore[180], - совершенно невинно отвечала Софи, принимая кокетливую позу.
Огнев хотел было продолжать этот разговор, с целью вызвать Осокину на откровенность, но чувственность, под влиянием которой он и приехал и которая разожглась в нем еще более от близости к этой красавице Софи, заставила его прекратить бесполезные словоизвержения и перенести разговор на более приятную для него почву.
170
«Журнал для смеха» (фр.) — иллюстрированная французская газета, где публиковались карикатуры. В время действия повести издавался еженедельник «Le Petit Journal pour rire».
171
Наконец я вижу светило, вокруг которого группируется в это время весь высший класс Р.! (фр.)