— Знаю, пока нельзя, — шепнул он, запуская кончик языка гулять по моей ушной раковине, вызывая во мне такой щекоткой еще больший ответ на прикосновения. Мне пришлось положить ладонь на свой фаллос, который наливался силой, не смотря ни на какие мои внутренние призывы к спокойствию. Прядь волос перса упала мне на плечо, и я уже громко застонал, когда его напряженный фаллос толкнулся мне в бедро.
— Не могу остановиться, прости! — вид у Мидаса был виноватым. Он осторожно погладил повязку на моей груди и выпрямился, присев на коленях. — Я сейчас прикажу позвать лекаря.
— Постой, — я поймал его руку, — что произошло вчера? Я долго был в беспамятстве?
— Раб твой приехал, привез зерно. Этот наглый финикиец решил, что он — твоя нянька, ревнует ко всем.
Я улыбнулся, вспомнив обычное выражение лица Кадма, когда он бывал озабочен тем, чтобы нам досталось место для повозки или палатки получше, и «распускал перья», петушился, перед другими юношами, не обращая внимания, кто из них эллин из знатной семьи, а кто простой раб:
— Ты его за злой язык из дома не выгнал?
— Сказал, что пожалуюсь тебе и попрошу наказать.
— Этим его не напугаешь! — хмыкнул я, внутренне испытывая гордость за выучку и находчивость своего раба.
— Ты прав. Пришлось запереть, — Мидас вопросительно взглянул на меня, — или приказать выпустить?
— Пусть еще посидит. Ты сможешь еще раз отвести меня в комнату за занавеской?
Узнав, что болезнь моя отступила, в то утро меня посетил не только лекарь, но и Птолемей, которого ничуть не смутило присутствие рядом со мной Мидаса, который старался не выпускать мою ладонь из своей. Впрочем, перс предпочел быстро покинуть нас, сославшись на дела по дому.
— Что сказал лекарь? Когда сможешь встать? — Птолемея почему-то сильно интересовало мое здоровье, но он сразу же перешел к объяснениям. — Царь Александр не любит ждать, поэтому, если ты сегодня сам не встанешь, то придется принести тебя во дворец на руках.
— Он все еще желает меня видеть? — я почему-то чувствовал себя неуверенно, раздумывая над возможностью встретиться с Македонцем лицом к лицу.
— Ты слишком много себе вообразил, — заметил Птолемей. — Необходимо только твое присутствие рядом со мной. А захочет ли говорить с тобой Александр или ему скажут, что ты пришел его поприветствовать, это следующий вопрос. Если не хочешь получить приказ поехать с сыновьями Абулита в Сузу, то тебе нужно показать, что ты серьезно ранен.
— А почему он не захочет послать тебя? — я не совсем понимал, чего замыслил мой хозяин.
— Ты успешно провел переговоры в Вавилоне, почему бы тебе не съездить в Сузу? А Птолемей пока продолжит свое дело здесь — нужно восстановить храм… как его… Мардука, узнать подробнее, как здесь передается царская власть, — Птолемей будто повторял те слова, которые мог бы сказать македонский царь. — Или ты, все-таки слаб здоровьем и останешься в Вавилоне с Птолемеем и поможешь ему?
— Я понял, — ответил я и нахмурился, — нужно выспросить у Мидаса, все, что он знает: как получить власть царя царей и поддержку персидской знати, не будучи самому персом, а лишь завоевателем.
— Да, Вавилон — захваченный когда-то персами город, тут можно смело говорить, что Александр пришел и освободил его от гнета, но впереди нас лежит Персида с ее несметными богатствами, как установить над нею власть? И еще — как добраться до этого самого Персеполя — столицы персов?
— То есть — как? — я опять перестал понимать замыслы Птолемея.
— За Сузой тоже самое, что Киликийские ворота, вспомни, как долго мы шли по этим горам, этой узкой расщелине, опасаясь, что сверху на нас полетят камни и стрелы? А свою землю они будут оборонять до последнего воина.
Захваченный собственными чувствами, я и не заметил тогда, как тонко Птолемей влил яд в мою душу.
***
Когда солнце встало в зените, в комнате появился Кадм, принесший свежие лепешки и жидкую похлебку, он был так счастлив увидеть меня вновь, что сразу пожаловался на то, что с ним плохо обошлись, заставив ночевать со слугами, а не у ног хозяина.
— Кадм, — я решил сразу разъяснить ему новые правила поведения, — мы в гостях, хозяин дома Мидас, сын Артабаза, поэтому ты будешь слушаться его, как и меня. Да, ты мой раб, но Мидас… мой близкий друг, с которым я намерен делить постель, так же как я это делаю и с тобой, — глаза моего раба расширились от удивления, но он молчал, внимая моим словам, а я не сомневался в своем решении. — Так же, как и с Каласом. Ты меня понял? — он кивнул. — Поэтому вести себя ты должен почтительно. Хочешь что-то спросить?
— Да, — ответил Кадм, немного поразмыслив. — Мне служить вам двоим сегодня ночью?
— Нет, пока… Мидас против, ты его сильно разозлил своей непочтительностью, он даже предложил тебя наказать. Я этого делать не буду, но расположение Мидаса придется заслужить, если не хочешь спать вместе с остальными рабами. А пока — приготовь мне красивую одежду, сегодня мы пойдем на царский пир. И помоги мне встать.
Когда я насытился и облачился в тунику, с помощью Кадма, то нашел в себе достаточно сил, чтобы отправиться знакомиться с приютившим всех нас домом.
Мидас сидел напротив Птолемея, выпрямив по царственному спину и поджав ноги под себя, в руке у него была пиала, раскрашенная синими и зелеными треугольниками, сплетенными в узор. Я невольно залюбовался его точеным силуэтом на фоне окна, из которого в комнату врывался яркий свет. Мидас был похож на изящную глиняную статуэтку, будто ожившее изображение на барельефе дворца, сошедшее со стены в людской мир. И в тоже время, от моего взора не ускользнули глубокие тени, что пролегли под его глазами, я вспомнил, что Мидас мне признался, что практически ничего не ест с тех пор, как войско царя Дария было разбито под Арбелой. Не смотря на мои уверения в том, что его семья находится под защитой, перс все еще не мог в это поверить и страшился неизвестности. Он заметил, что я стою у входа, и лицо его озарила улыбка, он как бы воспрянул, расточая сияние, отвлекаясь от разговора, что неспешно вел с Птолемеем на македонском языке.
Я присоединился к ним, опустившись рядом на подушки. Речь шла о верованиях персидского народа, об огне, что пылает в храмах с незапамятных времен, о жрецах-магах, что поддерживают его и питают, проводя обряды с медом и молоком, о боге Ахуре Мазде и семи управителях, о дэвах, что мешают приумножать деяния света, о пророке Заратуштре и священных песнопениях. Тогда мы не услышали от него песен, но Мидас потом пел их только мне, говоря, что они никогда не были записаны, а передавались из уст в уста. А у меня перед глазами проносились видения, как их маги, вглядываясь в огонь, поют, раскачиваясь в такт, окутанные паром от молока, льющегося на раскаленные камни. Это завораживало и притягивало загадочной тайной того, что нельзя было увидеть простым смертным.
На царский пир оказался приглашенным не только я, но и Мидас.
***
[1] Ахура Мазда — светлый бог в зороастризме.
[2] групповой секс, был частью религиозных мистерий.
========== Сожженный дворец, глава 4. Не всегда ошибается молва ==========
Из двух своих гетер Птолемей не взял ни одной, вечных его спутниц заменили мы с Мидасом, что заставило меня задуматься о каких-то неведомых и далеко идущих планах моего хозяина, но ни к какому окончательному выводу прийти так и не удалось. Потом я быстро выкинул эти мысли из головы, когда Мидас стал моим поводырем: положил одну ладонь на бедро, другую на живот и так вел, придерживая до самого царского дворца. Мы не спешили, часто останавливались, разглядывая городские здания, барельефы и статуи, а перс рассказывал нам с Птолемеем об их предназначении. И далее всего в вершины неба простиралась огромная, но кое-где разрушенная, башня местного бога Мардука, квадратная в своем основании и сложенная из длинных террас-ступеней, называемых «зиккуратом». Сам же Мардук жил в этом городе с незапамятных времен и воплощался во многих других божествах, которых разные народы называют своими именами. Последний вавилонский царь по имени Набонид пытался восстановить все храмы священных божеств, но по решению богов, которые были сильнее, уступил свою власть персидскому царю Киру, который после основал великое царство, включив в него все завоеванные земли. И власть над Вавилоном, которому он не чинил обид, а всячески покровительствовал, получил «из рук бога Мардука», и принял титул царя Вавилона, царя стран.