Наутро в коттедже случился пожар, который позже квалифицировали как бытовое возгорание от утечки газа. В выгоревшем доме не обнаружили ни одного человека.
Глава 25
Илья еще немного постоял у двери, всматриваясь вслед исчезающему женскому силуэту, хотя ночная мгла почти полностью поглотила спящий залив. Затем он вернулся в «предбанник» и подошел к стойке.
У него оставалось здесь одно нерешенное дело: настоящий кусок ткани со следами крови лежал в кармане джинсов, а вместе с ним — чужая тайна, семейная тайна. Где-то жил еще один муж и отец, который надеялся, что его женщина когда-нибудь вернется, а тем временем ее тело покоилось в торфяном саркофаге, как в хрустальном гробу, почти в первозданном виде. Муж смог бы достойно похоронить жену, но заодно узнал бы, что перед смертью она была накачана наркотиками и зверски изнасилована. Да, конечно, он имел законное право это знать и распоряжаться такой информацией в силу собственных принципов и душевного здоровья. И Илья мог найти способ донести ее до близких, не рискуя собственными тайнами.
Но он выше всего ценил практическую пользу, и ему досталось не право, а обязанность что-то делать с этой информацией, хотя он никого об этом не просил. Поэтому он сделал то, что счел единственно целесообразным, — положил клочок в пустую консервную банку, завалявшуюся еще с лета, и поджег. Илья никому на свете не желал узнать то, что услышал в этих стенах от Светы, тем более мужу погибшей и другим родным ей людям. А если этот незнакомый ему мужчина захочет когда-нибудь начать личную жизнь с чистого листа — так в этом обычно и живые жены не помеха.
Прикурив от взметнувшегося пламени, Илья снова открыл дверь и задумчиво присел на пороге. О Свете и остальных женщинах он уже не думал, внутри все еще болело, но понемногу успокаивалось. Вокруг снова пахло лесом и немного — спящим морем, таким холодным, суровым и родным. Затягиваясь очередной раз, Илья подумал, что потом придет весна и им с Яном уже станет легче. А то, что произошло за эти дни... Никто ничего не узнает, потому что здесь живут духи природы, в этих водах обитает бессмертный ижорский змей, и они никогда не оставят без защиты правнука старой лесной ведьмы, ее утешение и гордость. Может быть, грядущим летом кто-то и выловит в заливе прядь черных волос или длинный женский ноготь, но на берегах Ингрии чего только не находят!
Неожиданно начался снегопад, рыхлые хлопья падали на его голый торс и тут же осыпались белым песком. За обманчивым зимним умиротворением таился новый буран, залепляющий прохожим глаза, перекрывающий дыхание, отрезающий пути. И в этом нарастающем природном гуле до Ильи доносился раскатистый смех Маахиса, безмятежное кряхтение Котихальтиа, хмельное посвистывание Саунатоннту, лукавый шепот Накки. Хозяева и хранители дикого севера, на который неумолимо надвигались городские застройки и людское неверие, блуждали где-то рядом, приплясывали, улыбались, подмигивали, хлопали по плечу. Понемногу их смех переходил в отчаянный хохот, который отзывался шквалистым ветром, покачивающим сосны и подымающим снежные волны.
Вдруг Илью будто что-то решительно, с силой толкнуло в бок, так что он даже ненароком уронил сигарету в снег. «Уходи домой, Велхо!» — бесцветно прошелестел чей-то голос, слившийся с бушующим воздухом. Он так и не разобрал, кто с ним говорил, но снежная буря и впрямь надвигалась и приходилось поторапливаться.
Когда Илья вошел в дверь, Кави подскочила, досадливо тявкнула и принялась тереться о его ноги, будто кошка. Он погладил ее и сказал:
— Ну что ты недовольна? Из-за того, что тебе больше мяса не досталось? Прости, сейчас не время. Между прочим, я и сам уже порядком проголодался, так что давай собираться в дорогу.
Вообще Илья поначалу думал, что Кави останется в родном лесу, но она вызвалась проводить его до безопасных мест. Свою сумку с ценными вещами он заранее спрятал в кафе, а ненужное без сожаления оставил в коттедже. До первой электрички оставалось меньше часа, и они успели сесть в почти пустой вагон перед самым разгаром метели. На Илью тут же накатила дикая усталость, и подложив сумку под голову, он впал в болезненную дрему. Кави устроилась под лавкой и тоже поспала. За окнами проносились полудикие края, сейчас похожие на неспокойное белое море, хлопья снега липли к стеклу, а ветки порой так и норовили разбудить пассажиров своим стуком.