— Совершенно верно! Я приезжаю сюда каждый год и всегда удивляюсь, в какой атмосфере вы живете. Во время белых ночей на улицах так тихо и безмятежно, будто посреди дня все жители куда-то исчезли, как в книгах Брэдбери, и остался только запах сирени и речной воды. Апокалипсис в акварельных тонах, так сказать...
— О, прекрасное название для будущей выставки! Это вы еще не видели окраин и спальных районов, — тут она шутливо сверкнула темными глазами. Вон как соловьем разлился! Да уж, показать бы ему черное от заводских труб небо, парадные, по которым бегают крысы, зеленые пруды под жирной пленкой, ларьки с дегтярным «кофе» и беляшами на машинном масле. Тот настоящий таинственный Питер, из которого она пятнадцать лет назад бежала в нынешнее зазеркалье.
2011 г., Зеленогорск
— Опять летом ударит пекло, — хмуро приговаривал сутулый мужчина лет пятидесяти, прикуривая папиросу легендарной советской марки. — Это всегда бывает, Илья, после таких снежных зим. Сейчас на залив любо-дорого глядеть, а летом только пыль и гарь...
— Папа, ты бы сам поменьше смолил, — усмехнулся молодой парень, сидящий рядом с ним на скамейке. — Или хоть мои сигареты возьми, от них не так фонит.
— А ты меня не учи, — проворчал отец, хотя Илья и не рассчитывал на другую реакцию.
Вокруг простиралась пустошь цвета молока, разбавленного мутной водой, замерзший залив на горизонте почти сливался с тяжелым небом. Народу, кроме них, было мало и в воздухе висела немного пугающая тишина. С трудом верилось, что снова придет лето с весельем, пестрыми силуэтами отдыхающих, аппетитными запахами уличных кафе и первозданным ароматом шиповника, малины и иван-чая.
Они, северяне плоть от плоти, никогда не бывавшие в жарких краях, не ведали иных ароматов, но нисколько об этом не сожалели. Илья уже не помнил, когда и кто ему объяснил, что они — ингерманландские финны, будто знал это всегда. Это знание не мешало ему играть с русскими детьми во дворе, учиться с ними в школе, ходить в кино, служить с русскими парнями в армии и отмечать с ними успешное окончание сессий. И тем не менее оно всегда слегка саднило внутри, напоминало, что целый народ, мирно живший на берегах залива и холодных озер, растворился в огромном городе, что от былого наследия у этих отца и сына сохранилось только тревожное серое небо, обмелевший залив, почти белые волосы и страшные древние предания про снег, молоко и кровь.
Даже родная фамилия Лахтинен в процессе смены поколений съежилась до обруселой и лаконичной «Лахтины». Отец Ильи в детстве, в родной деревне, еще носил гордое имя Петтери — «скала», но по паспорту давно был Петром, и только у матери осталось певучее имя Майя. Еще была община, где старались сохранить осколки памяти и традиций, были народные праздники, которые отмечались без официоза, в тихом провинциальном уюте и с непреходящей болью о предках, были те, кто вернулся в родной Питер из эмиграции, и все-таки жизнь народа исчислялась песчинками, падающими сквозь узкое горлышко стеклянных часов.
Петр Лахтин был большим добряком, но и резонером, любившим посетовать за праздничной кружкой пива на несправедливость мира, поэтому сын в такие дни старался вытащить его из дома, чтобы дать матери отдохнуть. Обычно это сопровождалось двойной дозой отцовского ворчания, но зато к вечеру тот снова был доволен жизнью и оба делали вид, что не знают правил давно устоявшейся семейной игры.
Илья отхлебнул из термоса горьковатый пахучий цикорий, протянул сосуд отцу и снова стал пересыпать из руки в руку мелкие крупицы снега. Вдруг что-то привлекло его внимание вдалеке, там, где летом полагалось быть кромке воды.
— Посмотри туда, папа, — показал он. — Какой странный торос! Весь изогнутый в дугу, будто арка или пещера. Прошлой зимой я таких тут не видел. Жуткое сооружение, да?
— Да что в нем жуткого-то? Льдина как льдина, холод каких только чудес не вытворяет.
— А помнишь ижорского змея? Мне кажется, что он мог жить именно в таком логове, днем прятался, а по ночам вылезал и съедал всех, кто подвернется. К утру поднималась метель и ни крови, ни останков уже не было видно под снегом. И только летом в рыбачьих сетях иногда попадались кости...
— Ладно тебе фантазировать! Вон уже какой вымахал, женишься скоро, а все мальчишка мальчишкой, — усмехнулся Петр. — Давай собираться, скоро уже совсем стемнеет, а мать дома волнуется.
Они поднялись и неторопливо пошли по зимнему пляжу к шоссе. Отец с сыном были похожи, но Петр обладал коренастым сложением, медвежьей поступью и солидным животом, а Илья был выше, тоньше и передвигался мягкой скользящей походкой. Снег поскрипывал под рифлеными подошвами их тяжелых ботинок, холодный воздух гладил лицо. Илья довольно улыбнулся, подумав о доме, где всегда пахнет чем-то вкусным, а деревянная мебель поскрипывает словно хворост в старинной изразцовой печи.