Перед уходом я заглядываю к Матвею. Он лежит без сознания, и у него изо рта торчит противная кислородная трубка. Голова перебинтована. К телу прикреплены провода от пикающих приборов. Жуткое зрелище. Я достаю телефон и делаю пару снимков, чтобы потом показать другу и поиздеваться над ним, но затем вдруг понимаю, что это глупая идея. Фото не удаляю.
Матвей не просыпается с того самого вечера, и чем дольше он валяется без сознания, тем сильнее я беспокоюсь за него.
От Сони Розиной нет никаких вестей. «Вконтакт» она не заходит, на звонки не отвечает. Я даже решаю написать её сестре, но та лишь отмахивается, что Соня в деревне. Эта тишина продолжается почти месяц, пока однажды мне не приходит неожиданное сообщение.
«Всё кончено, Егор. Мы расстаёмся. Не пиши мне больше».
Я ничего не понимаю, поэтому предупреждение Розиной меня не останавливает. Я заваливаю её сообщениями — она в ответ отправляет меня в чёрный список. Я звоню ей — она меняет симку. Спрашиваю номер у её сестры, Куркиной, Юли, но те говорят, что Розина запретила им вообще разговаривать со мной. Караулю её у подъезда чуть ли не каждый день, но выловить получается только Машу. Она говорит, что Соня пробудет в деревне до самого сентября. Причины, почему Розина внезапно решила расстаться со мной, она не знает. Хотя, скорее всего, просто не хочет сообщать мне.
Мне ничего не остаётся, как окунуться с головой в тренировки, чтобы не думать о Соне, но мысли всё равно сводят меня с ума. Я решаю пойти в десятый класс, чтобы хоть где-то пересекаться с ней и попытаться выяснить, что же произошло. Ей снова угрожал Малийский? Или её родители узнали обо мне? Может быть, я сделал что-то не так?
Спустя ещё две недели Матвей приходит в себя. Врач говорит, что его состояние стабильное, но друг всё равно жалуется на адские головные боли. В остальном с ним всё нормально, хотя доктор не спешит его выписывать. Больше месяца Матвей проводит в больнице, шутит, что в армию теперь ему дорога точно закрыта.
Александра Малийского так и не нашли.
***
Наши дни.
— Ты издеваешься? — спрашиваю я Розину, поджимая губы, когда девушка заканчивает рассказывать, почему вычеркнула меня из своей жизни.
— В смысле? — не понимает она.
— В прямом, — недовольно смотрю на неё, и Соня неловко отводит взгляд в сторону. — Я, понимаешь ли, всё лето места себе не находил, думал, где накосячил и что вообще случилось с тобой. Представлял самые ужасные картины, с ума сходил, а ты просто из ничего раздула проблему и игнорила меня почти четыре месяца. До октября отшивала, потому что, видите ли, мой отец намекнул тебе, что ты мне не пара.
Девушка фыркает и взмахивает руками.
— Это тебе не шутки, Егор! — возмущается она. — Тебя избили из-за меня. Повезло, что никаких серьёзных травм не было. Ты только посмотри на Матвея, он инвалид на всю жизнь. Ему обезболивающее ежедневно пить приходится. А если бы с тобой что-то такое случилось? Тебе бы пришлось забыть о боксе! Малийский так просто бы не отстал от тебя.
— Да насрать мне на этого урода! — почти вскрикиваю я. — Я сдал его копам, так что…
— Его всё ещё не нашли, — перебивает меня Соня, затем стихает и отворачивается, бросая взгляд на поле.
Нас накрывает молчание, и я недовольно вожусь на стуле, делая обиженный вид. Поверить не могу, что отец подтолкнул Розину к тому, чтобы она меня бросила. Я ему ещё устрою сегодня вечером, он так просто не отвертится.
— Слушай, Сонь, — вздыхаю я. — Давай вот ты не будешь ебать мне голову, да и себе тоже. Со мной ничего не случится, я в рубашке родился. Постоять за себя смогу, тем более, что от этого козла уже давно ничего слышно не было. Просто сделаем вид, что этих четырёх месяцев не было.
Я смотрю на её профиль — девушка хмурится, думая. Её пальцы постукивают по коленке, и я знаю, что она хочет достать сигарету и затянуться. До того, как мы с ней разошлись, Розина не курила.
— Уже всё кончено, Егор, — она смотрит на футболистов. — Я больше ничего не чувствую к тебе. Давай просто оставим всё, как есть.
— Ага. Ну, щас, — вырывается у меня. — Я в десятый класс пошёл только из-за тебя, ты мне должна.
Она кривится и смотрит на меня, склоняя голову к плечу. Её взгляд скользит по моим губам, затем снова впивается в глаза.
— Мечтать не вредно, Штормов, — тянет Соня, печально улыбаясь. — Всё уже в прошлом.
Я шикаю и резко подаюсь вперёд, впиваясь в её губы поцелуем. Розина от неожиданности дёргается в сторону, но я перехватываю её за шею и снова притягиваю к себе. Как же долго я представлял этот момент, когда, наконец, смогу снова прикоснуться к её коже и поцеловать губы. Теперь, когда всё встало на свои места, больше ничего не имеет значения.