– Пошли, друг. Будем держать путь на север, к железной дороге…
В Департаменте Полиции получены сведения о том, что на состоявшемся за границею совещании заграничных членов Центрального Комитета РСДРП была между прочим выработана резолюция, на основании коей постановлено в ближайшие 3 – 4 месяца созвать за границею всероссийскую конференцию, которая окончательно должна решить все формы Центрального Комитета, Центрального Органа, Заграничного Бюро, а также и другие партийные вопросы.
Сообщая об изложенном, Департамент Полиции… просит Вас обратить особое внимание на усиление работы социал-демократической организации и в случае устройства в местности, вверенной Вашему наблюдению, собрания членов местных социал-демократических организаций для выборов делегатов на означенную конференцию арестовывать участников таковых и о результатах доносить Департаменту.
16-го июня. Четверг
Погода стала действительно поправляться. Утром покатался с Татьяной на двойке вокруг детского острова, на кот. высадились и погуляли. Начали завтракать командиры и офицеры нашил: конвоиров. С нами следуют миноносцы: «Украйна», «Донской казак», «Стерегущий», «Страшный» и «Забайкалец». После завтрака остался на яхте и читал Аликс вслух на палубе, а все дети съехали на берег.
В 6 час. отправился на байдарке вокруг нашего отряда. Занимался до обеда. Вечером хорошо порезвились в кости.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Следователь по особо важным делам Тифлисского окружного суда Русанов считал себя, и не без оснований, человеком исключительно проницательным, обладающим верностью взгляда и умением распознавать сущность людей под их внешней, зачастую обманчивой оболочкой. Проникать в недра души, обнажать сокровенное – так хирург проводит скальпелем по коже оперируемого.
И вдруг – камень, о который тупятся и ломаются самые закаленные скальпели даже прославленной немецкой стали. Абсурд. Нарушение всех законов логики, психологии, физиологии, самого человеческого естества. Русанов призвал на помощь свое благоразумие. Дело его профессиональной чести – получить однозначный ответ, то есть доказать, что этот подследственный Семен Аршаков Тер-Петросян по кличке Камо здоров и водит всех за нос.
Сегодня он допрашивал Тер-Петросяна в очередной раз. Изможденное одутловатое лицо, густо обросшее темной, в ранней проседи, бородой. На мягких полуприкрытых губах пузырится слюна. Тусклые, почти недвижимые глаза. На правом зрачок залеплен бельмом.
Держит за пазухой щегла, скатывает хлеб в шарики и кормит ими птицу. Два пальца левой руки неестественно выпрямлены.
– Тер-Петросян, вы знаете, где вы находитесь?
С полнейшим безразличием Камо продолжает что-то бормотать под нос, будто и не слышит вопроса.
– Вы знаете, зачем вас вызвали к следователю?
– А? – Он оживляется. – Конечно, знаю, бичо. Служитель оторвал у Петьки лапку, вот, погляди. Хорошо, ты пришел – накажи негодяя.
– Накажу, накажу. Где вы родились?
– Откуда я знаю? Разъезжаю за границей, теперь хочу кандалы убить, построить памятник, наложить все кандалы – и сверху их кирпичом! Где я ни был, таких кандалов нигде не видал.
«Стоп! Разве не логично?»
– Вы знаете, за что сидите в тюрьме?
– О чем говоришь, конечно, знаю. За мое величие! – Тер-Петросян одернул халат, поднял голову.
– А кто около вас стоит?
– Солдат стоит, он меня охраняет, чтобы ничего не украли из кармана.
– Хотите вы выйти из тюрьмы?
– Зачем? У меня теперь хорошая комната. Но меня скоро выпустят, – В голосе арестанта грусть. – Мне сказал брат старого черта, я дал ему десять патронов, он свистнул и улетел. – Тер-Петросян гладит щегла. Всхлипывает. – Ястреб хотел унести мою птичку!
– Сколько будет сорок восемь минус тридцать семь?
Он морщит лоб:
– Семьдесят. Мне сказали, что в России миллион кандалов. Я хотел сосчитать, но бумаги не дали.
Камо подтягивает прикрепленную к поясному ремню цепь, отпускает ее, прислушивается к звону. Нить мысли ускользает, как тропинка на заросшем бурьяном откосе. Или замаскирована тропинка?..
– Снимите халат и рубаху.
Тер-Петросян медленно, неловко, перекладывая одноногого общипанного щегла из руки в руку, стаскивает рубище.