ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Скрипело. Скрежетало. Острые мелкие зубья пил вгрызались в ноги, крошили кости. От ног боль поднималась, кромсала грудь, жгла голову желтым огнем. Огонь освещал нагло улыбающееся лицо штаб-ротмистра Петрова, и в ушах отдавалось: «Заждались вас, заждались, товарищ Владимиров!» Почему «заждались»? Почему ждали?.. «Ха-ха! Заждались!..» Как вырваться из этого нестерпимого огненно-желтого круга? «Есть выход. Есть. Для вашего блага и для блага таких же заблудших. Подпишите листок. Подпись – и все». Нет! Нет! «Интеллигент? Высокие морали? А мы – дерьмо, мы – разгребать навоз?» Петров лениво заносил руку и наотмашь бил по щекам. Балуясь, не вкладывая силу. «Что же вы, а? Мы – дерьмо. А вы – с принципами. Только подпишите. Под-пи-ши-те!..» Антон хочет ударить ненавистную ухмыляющуюся физиономию. Но руки скручены и на ногах обручи кандалов. Свет то вспыхивает, то гаснет. И Петров то высвечивается до пор на розовом лице, то лишь проступает пятном. «Другие куда сговорчивей. Подпишите – нам и так все известно!..» Антон напрягает последние силы, чтобы сбросить путы. Но свет, мрак, боль наваливаются на него, и он падает в черную тишину. Потом зудение пил возникает снова, и снова из мрака начинает накатываться клубок боли. Только теперь огонь не желтый, а белый, ослепительно яркий, сжигающий глаза. «Заждались… Заждались…»
Уже в полном сознании он ухватывает это последнее слово – ключ к мучающему его кошмару. Открывает глаза – и тотчас зажмуривается. Осторожно разлепляет веки. Сквозь выступившие слезы свет дробится и расплывается. Сил нет. Но нет и боли.
Слезы скатываются по щекам. Антон начинает смутно различать маленькое оконце, над головой острым углом свод, коричнево-черные бревенчатые стрехи. Тишина. Ароматно-пряный запах… Где он? Пытается вспомнить. Что было? Петров. Пилы, рвущие тело. Он бежит. Не один, с ним старик. Нет, не старик – Федор. Кандалы на ногах. Сожженный черный лес. Потом река. Его начинает крутить. Все быстрей, быстрей! Огненный шар. И голос Петрова: «Заждались!» Антон взмахивает руками и хочет привстать.
– Очнулся, слава богу! Нельзя!
На его плечи ложатся руки, давят. Вжимают с головой под воду, в круговорот реки. Он напрягается, сбрасывает их и снова открывает глаза.
Впереди неярко светит оконце. Над головой к стрехам подвешены пучки травы. Расплывающееся в сумерках девчоночье лицо.
– Ты кто? Где я?
– Ожили! – тихо засмеялась девчонка. – Какой день с вами маемся!
Он пошевелил рукой, согнул в колене ногу.
– Где я?
– У Прокопьича. У лесника на заимке.
– Как я здесь очутился?
– Прокопьич в лесу подобрал… – Девчонка снова тихо засмеялась. Замолкла.
Антон повернулся на бок. В глазах поплыло, но все же он разглядел чердак избы или амбара, в углу до самой крыши забитый сеном, уложенные под накатом крыши жерди, хомуты, сбрую.
Попытался встать.
– Что вы, лежите! – девчонка снова уперлась маленькими ладонями в его плечо, пригнула к соломенной подстилке. Он попытался воспротивиться, но обессилел. И вдруг почувствовал: как легко ногам! Посмотрел, увидел щиколотки, обернутые тряпьем. Кандалов не было.
– Где?.. – он запнулся.
– Прокопьич спилил. – Она отошла в угол, пошуршала в сене. Вернулась, держа в руках обрезки кандалов, соединенные ржавой цепью. – Ну и крепки были!
– Давно я здесь?
– Недели две. Совсем плохи были. Я думала, не выживете. Кровь из носу и ушей шла, и трясло вас, и жар… Прокопьич травами лечил, – она показала на пучки по стрехам. – Натирал и пить давал. И за живой водой ходил к ключам. – Спохватилась. – Как раз время вам, попейте.
Она поднесла к его губам глиняную кружку. Вода была теплой и горько-кислой.
– Фу… – отстранил он посудину.
– Надо. Прокопьич полные сутки ходил, надо выпить.
Девчонка поддержала его за голову. Струйки потекли по подбородку на грудь.
– Тебя-то как зовут?
– Евгения Константиновна.
– Женька, значит, – гмыкнул он.
Она отвернулась.
– Мне надо встать.
– Нельзя.
– Ну как тебе объяснить? Надо, понимаешь?
– Прокопьич сказал, что вам надо лежать.
Антон попытался подняться. Ослабевшие руки подломились, и он снова упал на спину. Полежал, отер испарину.
– Да вы не стесняйтесь, я как сестра милосердия… Все эти дни за вами ходила.
Она направилась в угол, вернулась с железной банкой. «Вот те на!..»
– Позови этого, как его…