Крестьяне засмеялись. Благостный настрой в собрании был нарушен. Местные власти хотели выпороть мужика и засадить в острог. Но протоиерей не разрешил: „Он нам еще нужен будет!“ А когда вернулся в столицу, рассказал об этом неожиданном оппоненте в „Союзе монархистов“. И предложил: для агитации среди крестьян нужны прежде всего сами крестьяне-агитаторы, „народные златоусты“, подобные этому тобольскому мужику. В „союзе“ согласились. Но Восторгов не знал ни имени мужика, ни фамилии, помнил лишь название села. Обратились в министерство внутренних дел. Пошла депеша с Фонтанки в Тобольск, из губернского центра в уездный, оттуда – в село Покровское. „Златоуста“ разыскали. Оказался им некий Григорий Новых, прозванный Распутиным за свой бедовый нрав. Происходил он из семьи безземельца Саратовской губернии, отец его „жил в кнуте“ – был ямщиком трактовой почты, пропойцей, редкостным даже по придорожным кабакам – однажды спустил земскую почтовую лошадь. За растрату казенного имущества посадили его в тюрьму, а когда выпустили, продал он избу и вместе с чахоточной женой и кучей детей, среди которых был Григорий, подался в Сибирь, обосновался в Покровском. На новом месте ямщика избрали церковным старостой, а затем и волостным старшиной – пока он снова все не пропил, даже иконы снес в кабак. Жена умерла, за ней – старший сын, утонула дочь. Григорий отправился искать счастья в город, устроился номерным в тобольскую гостиницу, женился на горничной Евдокии, отличавшейся непристойным поведением. А когда вернулся в село вместе с разбитной молодухой, получил и новое свое прозвание „Распутин“… В „деле“ имелись сведения, что занимался он конокрадством – „за что бит был нещадно“; что бродил он по монастырям, по скитам, общался с сектантами, со старообрядцами.
Староста Покровского, получив из уезда депешу о препровождении Распутина к становому приставу, понял ее в привычном смысле: арестовал мужика и снарядил с конвоем пешим ходом, по этапу. Каково же было изумление конвойных, когда сам господин исправник накричал на них, прогнал взашей, а Григория отправил дальше с почетным жандармским эскортом.
Пока разыскивали и доставляли „народного златоуста“ в столицу, протоиерей успел рассказать о необыкновенном мужике в салоне графини Игнатьевой, где собирался высший свет и вперемежку с „веселыми вечерами“ устраивались спиритические сеансы. Восторгов так живописал, что дамы загорелись желанием повидать „мужичка“ и уже сами обратились к участнику сеансов товарищу министра внутренних дел за содействием.
И вот Распутин прибыл в столицу. Протоиерей принял его, посоветовал, как держать себя, что надеть. Но хитрый мужик не помылся, не переоделся, а так и заявился в салон графини в деготных сапожищах. И вместо того, чтобы помалкивать, стал нахально изрекать неожиданные истины, а во второй свой визит сотворил чудо. Явился он в дом Игнатьевой раньше положенного времени и в галерее разглядывал картины, не мог глаз оторвать от полотна, изображающего нагую женщину. Когда подошла графиня и спросила, нравится ли ему картина, Распутин ответил: „Нехорошо голых баб напоказ выставлять. Баба – оно создание божеское, мать человеческая, Ева, значит, из мужского ребра сотворенная!“ – и, повернувшись к картине, осенил ее крестным знамением. Гости перешли в салон, а потом кто-то вдруг увидел, что на том месте картины, которое перекрестил мужик, – крестообразный разрез. Один из присутствующих, барон Пистолькорс, сразу же догадался, что в образе темного крестьянина объявился перед ними божий человек, святой „старец“.
Когда слух о новом „святом“ дошел до царицы и Распутин переступил порог дворцовых палат, а о первооткрывателе его Восторгове все забыли, протоиерей начал разоблачать своего питомца и даже утверждал, что накануне знаменательного визита сам дал Григорию перочинный нож. Однако никто не поверил священнослужителю, и самого его перевели в дальнюю уфимскую епархию. За раскрытие тайны попытались было взяться вездесущие репортеры. Но обер-прокурор святейшего синода созвал редакторов газет и сурово предупредил, что „сего вопроса не должно касаться в печати, ибо он является вопросом характера государственной тайны“.