14.VI.11 г.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Антон и Прокопьич похоронили Женю в лесу, недалеко от зимовья, на поляне возле родника, куда приходили на водопой звери. Вырыли глубокую просторную могилу, а потом аккуратно обложили холмик дерном с дикой геранью. Старик вырубил из лиственницы крест. Написать ничего не смогли – знали только ее имя.
Внезапная смерть Жени согнула лесника, он действительно привязался к ней как к дочери. И Антона будто оглушило. Он не винил себя, понимал: Женя сгорела, как свеча.
Ночью, после похорон, к нему вернулся сон, тот, прежний, мучивший кошмарами. Снова ненавистное лицо штаб-ротмистра Петрова с маленьким женским ртом и ямочками на щеках, снова тот же его насмешливый голос: «С прибытием, товарищ Владимиров! Заждались!..»
Антон открыл глаза и вдруг ясно, до мельчайших подробностей, но в каком-то новом освещении вспомнил свой арест. Полдень… Он идет по узкой Поварской. На углу торгуют квасом, далеко вышагивает городовой в белом полотняном кителе, дворник метет мусор. Из подъезда обшарпанного дома выбегает простоволосая женщина. Она зовет на помощь. За ней бежит пьяный мужик с чем-то блестящим в руке. Антон бросается наперерез, хватает мужика за грудки. Шум, топот, мгновение – и городовой и дворник тут как тут. Ничего не поделаешь, надо идти в ближайший участок, будут составлять протокол. И не успевает он опомниться, как перед ним – офицер в жандармском мундире, улыбающийся, посасывающий леденцы…
Значит, фарс? Не случайность?.. Но о том, что Антон должен был прийти на Поварскую, знали лишь несколько человек, близкие товарищи… Может, подцепил «хвост»? Но почему же: «Заждались»?.. Он действительно задержался в пути на двое суток. И почему сразу же: «Владимиров»? На лбу не написана его партийная фамилия. Значит?..
Федор шептал ему: «Азеф». Женю обрек на гибель какой-то Дмитрий. Кто продал охранке его самого? А до него – Камо, Ольгу, других товарищей?.. Тяжкое бремя. Тяжелее кандалов. Звенья цепи, которую не распилить стальной пилой. Но теперь Антон знает, что ему делать. Это его долг. Перед теми, кто навсегда остался здесь, и перед товарищами, продолжающими борьбу. От кого услышал он запавшие в душу слова коммунара Ферре? «Будущему поручаем заботу о нашей памяти и нашу месть…» A-а, Максим Максимович сказал это в Куоккале, когда Антон привез на дачу к Леониду Борисовичу Красину бежавшую из Ярославского централа Ольгу. Как давно все было! Целая вечность…
По-прежнему он и старик отправлялись в обходы, брали с собой косы. У Прокопьича было запасено на заимке сена вдоволь, они срезали на лужайках травостой, складывали невысокие копнушки для зверья – лосей, косуль и прочей живности – на зиму; нагребали высокие стога-зароды – должно хватить до следующей весны. Казалось бы, для кого старается лесник? Ему и своего хозяйства хватит. Редким охотникам всегда тут добычи достанет, и не за тяжелыми тушами пробираются они в глубь тайги – за соболем, белкой, горностаем. Выходит, для сохранения самого этого лесного мира и не жалеет сил Прокопьич. Мудрый старик. Хорош его удел. Антон с радостью разделил бы его. Но не может. Должен уходить. Да вот как?..
Теперь, после смерти Жени, стала неосуществимой и его идея. Где опрокинуло их лодку – у какого переката, на какой реке искать потонувшие вещи и деньги? Не идти же вот так, как есть, за тысячи верст? Хоть бы узнать, где пролегает варнацкая дорога…
Прокопьич дал своему помощнику старое ружьишко-кремневку. Ружье это чуть было не сослужило Антону плохую службу. Как-то зашли они в мелколесье у подножия голой каменистой сопки. Путко услышал: ссыпается галька. Старик приложил ладонь ко рту, издал трубный звук:
– Ох-гоо!
И на его призыв прямо на них выскочил на камни красавец изюбр. Что случилось с Антоном: врожденный инстинкт или азарт охотника? Он сорвал с плеча кремневку, вскинул.
– Ну! – лесник рывком пригнул ствол к земле.
Олень замер. В тот же миг метнулся в сторону и скрылся.
– Ты чо? – сердито спросил Прокопьич, отпуская ствол кремневки.
И правда, сколько ни попадалось им разной живности, старик ни разу не выстрелил просто так. Если пускал пулю, то чтобы прекратить страдания истекающего кровью зверя или добыть нужное для еды мясо.
Ружье снимал он редко. Вынет из-за пазухи берестяную дудочку, подаст звук – и из норы, Антон ее и не приметил бы, выглядывает, выбирается зверек. Черные и белые полосы вдоль тельца. Бурундук. Прокопьич топнет ногой, зверек шмыг в кусты.