Он грозно хмурит брови - совсем как папаша или старший брат, обнаруживший незадачливого ухажёра.
Лу ехидно усмехается, а Стив, придя в явное замешательство, так же явно начинает остывать.
- Я... простите, я всего лишь хотел задать мисс Филипс пару вопросов, уточнить кое-что... и тут... это. К чему это? И почему я ничего не знал о вашей... гм... затее?
- Может быть, потому, что вы являетесь одним из подозреваемых? - интересуется Лу, разворачиваясь на пятках и падая в кресло. Стив краснеет от смущения. - Но это даже к лучшему, что вы пришли, - снисходительно добавляет "Квартеронка", вытягивая босые смуглые ноги и разглядывая их с неподдельным интересом, тем более что на эти ноги автоматически устремляются взгляды обоих мужчин. - Вы действительно имеете право стать свидетелем происходящего. Вы наш работодатель, вы пригласили нас... и, говоря по правде, лично я не верю, что именно вы стоите за всеми этими происшествиями.
- Спасибо, порадовали, - саркастически, но с явным облегчением бросает Стив, потирая лоб. - А всё-таки, кто это, по-вашему?
- Надеемся выяснить в самое ближайшее время, - невозмутимо сообщает Зак. - Мои поздравления, Лу, вышло просто замечательно.
Лу и сама это знает, чего уж. Она величественно поднимается из кресла:
- Тогда вперёд.
* * *
"Расовая сегрегация в США началась с 1865 года, с принятия 13-ой поправки к американской конституции, которая запрещала рабство.
Расовая сегрегация - это отделение белого населения США от других этнических групп (главным образом чернокожих и индейцев). Это своего рода социальные ограничения, где преимущество было на стороне белых.
Чернокожие считались гражданами второго сорта, с худшим образованием, с худшим медицинским обслуживанием, жизнью в гетто, с заработной платой вдвое меньше, чем у белых работников, зачастую с отсутствием возможности участвовать в выборах.
Существовали отдельные школы (для белых и негров), отдельный общественный транспорт (вплоть до 1970-х гг.), запреты на совместное размещение в отелях и мотелях, разделение на кафе и рестораны только для белых и для "цветных" и черных.
Все смешанные браки белых и цветных считались запрещенными. Термин "белый человек" применялся только к тому, кто не имел ни капли какой-либо крови, кроме европеоидной". (Источник: Интернет)
* * *
Лу чувствует, что её даже не слегка, а изрядно знобит, когда она выскальзывает из комнаты и направляется к галерее. Она машинально обхватывает ладонями голые локти. Фонарик ей не нужен - она видит в темноте не хуже енота, а у привидений фонариков не бывает.
Представив себе привидение с фонариком, она саркастически кривится. Молодой хозяин дома и Зак остались возле спальни, выйдя лишь на несколько шагов за её порог. Лу знает, что они с тревогой и любопытством смотрят ей вслед. Босые ноги приятно щекочет ворс ковров, расстеленных повсюду. Были ли здесь ковры во времена Квартеронки? Вероятнее всего нет, лишь начищенный рабами до блеска дубовый паркет.
Размышления об этих мелочах позволяют Лу справиться с нахлынувшим волнением. Она не может понять, почему её охватила такая странная, почти ирреальная дрожь - ничего же не происходит!
Она закрывает глаза и застывает, вдруг представив себя на месте той молоденькой женщины - Сары Мэй, что бежала по галерее особняка почти сто двадцать лет тому назад - бежала в отчаянии, охваченная неизбывной смертельной тоской.
"Нет-нет, он не может так со мной обойтись! Он клялся мне в любви! Он любил меня! Любил..."
Бедняжка...
Чего в действительности стоит любовь - мужская или женская? Пожалуй, безусловно верной и неизменной можно считать только любовь собаки, цинично думает Лу, открывая глаза и продолжая кружить по лестницам, галереям, коридорам, не быстро, но и не медленно. Дом безмолвен и кажется абсолютно пустым.
Вот кухня - царство старухи Долли, где в воздухе всё ещё разлит аромат вишнёвого пирога, корицы и мяты. Снова лестничные ступени, на сей раз не застеленные ковром - какой ковёр, это же ход для прислуги. Площадка второго этажа, длинный, очень длинный коридор с дверями спален.
Сейчас будет ответвление коридора в форме короткой перекладины буквы "Н", а в его конце - переход в другое крыло дома.
"Чёртов Мэнгроув Плейс чересчур велик", - устало думает Лу, сворачивая в этот короткий коридор, в конце которого видит своё отражение в большом зеркале, куда падает лунный свет из окна.
Всё-таки маскарад вышел удачным, нельзя не признать. Белая сорочка по щиколотку, чёрная копна кудрей, огромные блестящие глаза... А вокруг смуглой шеи - толстая верёвочная петля!
Что за чёрт?!
Лу машинально вскидывает руку. У неё на шее - косынка!
- Боже правый... - шепчет она, остановившись как вкопанная и прижав ладонь к бешено колотящемуся сердцу.
Это не отражение в зеркале! Там нет никакого зеркала! Это Квартеронка! Она видит квартеронку! Сару Мэй!
- Постой! - вскрикивает Лу, протягивая к ней руку... и тогда женщина, отворачивается, на миг блеснув громадными печальными глазами и исчезает - прямо в стене, на которой нет зеркала, только выцветший от времени старинный гобелен с нарисованными на нём розами и райскими птицами.
Лу хочет заорать во весь голос от ужаса и восторга, но, конечно, сдерживается. Дом-то спит! В несколько прыжков добежав до гобелена, она принимается лихорадочно его ощупывать и дёргать, едва не срывая со стены. Но эта стена за расшитой тканью - абсолютно непроницаема, гладка, гола - ни щели, ни... ни... ниќхрена!
- Нихрена, - цедит Лу сквозь зубы, когда на неё почти налетают Зак и Стив, оба с фонариками, лучи которых рассекают темноту. - Она была, была здесь! Квартеронка! Вы видели?! - возбуждённо хрипит Лу, вцепляясь Заку в предплечье.