Пока Зак напряжённо гадает, куда именно они свернули, и чья комната сейчас расположена за стеной, его догоняет запыхавшийся Стив, и теперь они молча стоят, шаря вокруг лучами фонариков и сдерживая дыхание, чтобы не закашляться. В почти полной тишине явственно слышится бормотание. Странное, приглушённое, на два голоса - мужской и женский. Но кто бы это мог быть? На телевизор непохоже. Звучат знакомые позывные "Радио Чарльстон". Это радиоприёмник!
Они стоят возле спальни старого хозяина особняка Роджера Монтгомери!
Лучи фонариков скользят вниз, где сидит, сверкая глазами, Феликс. Бросив последний, весьма саркастический взгляд на столпившихся позади него озадаченных людей, он разворачивается и просовывает лапу в обнаружившуюся у пола щель. Лу так же мгновенно гасит фонарь, свирепым жестом велев остальным сделать то же самое.
Так что Зак ничего больше не успевает рассмотреть. Теперь только тусклая полоска света попадает в тёмный проход из щели, возле которой старательно пыхтит и повизгивает енот.
- Я слышу, слышу, - раздаётся за стеной добродушное ворчание женщины, а вслед за ним - скрежет отодвигаемой мебели. - Куда ты запропастился, дурачок? Заблудился? Зачем убежал туда? Сам виноват. Захотел мышей ловить, когда тебя здесь кормят!
От этого ласкового воркования по спине Зака пробегает необъяснимая ледяная дрожь. Он вдруг вспоминает, что ни у кого из них нет при себе оружия. Повернув голову, он встречается потрясённым взглядом со Стивом, а Лу оборачивается к ним, приложив палец к губам.
Феликс тем временем продолжает энергично, как в нору, протискиваться в расширяющуюся щель под дверью, внезапно обрисовавшейся в стене тонкими полосками света. Он проскальзывает внутрь спальни, не обращая больше ни малейшего внимания на своих спутников.
А потом Зак с оборвавшимся сердцем видит, как Лу Филипс проворно и без колебаний вставляет носок своей кроссовки в ту же щель и на счёт "раз-два-три" исчезает вслед за енотом.
Не забыв аккуратно прикрыть дверь за собой.
* * *
После пыльного лабиринта, через который они только что прошли, воздух в комнате кажется свежим, хоть и пропитан запахом лекарств. Но окно, затянутое москитной сеткой, Лу впервые видит распахнутым настежь. Она вдруг понимает, что сиделка, скорее всего, проветривает спальню именно по ночам. Она не пытается ничего анализировать, задавать себе вопросы, строить предположения и делать умозаключения. Она только смотрит - смотрит во все глаза, впитывая каждую деталь в свете одинокой лампы на прикроватном столике.
Вот Феликс - радостно хрустит чем-то вкусным, зажав лакомство в передних лапках.
Вот грузная бесформенная фигура сиделки - без чепца, с неопрятно заколотыми седоватыми волосами. Она окаменела от изумления, вскинув правую руку к пышной груди под складками форменного платья.
Вот иссохший, как мумия, старик на кровати: он не лежит, а полусидит во взбитых подушках, его измождённое тело обтянуто ночной сорочкой, большой крючковатый нос напоминает клюв хищной птицы, рот провалился. Но глаза - светлые глаза Монтгомери блестят ярко и лихорадочно, когда он произносит:
- Ты пришла! Сара Мэй!
Он протягивает к застывшей у потайного хода Лу свою костистую руку и повторяет, твердит как заведённый:
- Наконец-то! Ты пришла. Ты пришла! О, я знал! Знал, что ты придёшь перед тем, как я умру, чтобы я мог в последний раз взглянуть на тебя! Моя Сара Мэй!
С его сухих губ срываются странные хриплые звуки, и Лу в ужасе понимает, что это рыдания, бесслёзные и горькие.
- Знаешь, я сделал всё это ради тебя... уничтожил тех, кто нас разлучил, - бормочет Роджер, задыхаясь, и ворочается на постели, пытаясь, кажется, спустить босые ноги на пол. - Чтобы ты была довольна. Подойди же ко мне!
Силы покидают его, и он снова обмякает в рыхлых подушках.
- Я даже принёс жертву... чтобы всё удалось... эту дурочку... - в уголках его губ проступает слюна, - велел Софи... велел...
Его рука, похожая на птичью лапу со скрюченными пальцами-когтями, бессильно падает на постель.
- Скажи мне, - умоляет он, и Лу не может оторвать взгляда от его глубоко запавших, тускнеющих глаз, - скажи же мне, что ты простила меня... Сара Мэй!
Лу и сама едва дышит. Она чувствует такую острую боль в сердце, словно лопнул, прорвался огромный нарыв, и слова правды вылились наружу, подобно гною.
- Я... тебя... любил... всегда, - из последних сил шепчет Роджер Монтгомери. - Я отомстил за тебя... за нас. Ты простишь меня?
- Да, - судорожно сглотнув, медленно произносит Лу и делает шаг вперёд. - Я тебя прощаю.
С запёкшихся губ старика срывается тихий торжествующий вскрик, глаза наконец закрываются, а потом слышатся всё затухающие вздохи и бульканье.
Лу рывком оборачивается к двери потайного хода, откуда, не выдержав, вываливаются Зак и Стив, и резко бросает:
- Срочно звоните в больницу! Пусть сюда доставят Виктора и Шерри. На "скорой". Роджер Монтгомери умирает.
И тут сиделка, на которую никто не обращает внимания, будто её и нет в комнате, начинает отчаянно рыдать.
* * *
Смерть всегда хохочет, блестя оскалом черепа.
Смерть знает, как коротка жизнь. Как она быстротечна. Проживите её, смеясь и пируя, в любовных утехах, не отказывайте себе ни в чём, ведь каждый миг жизни лишь приближает вас к могиле.
К трупным червям, к миру мёртвых.
Кто же встретит вас там, на пороге? Тот, кто ждал вас - высокий, красивый, он протянет вам руку с улыбкой. Его улыбка - вечный оскал черепа.