Выбрать главу

Спасибо.

Когда лифт беззвучно взмыл вверх, Эмма подумала: как давно она не была в Лондоне и как давно не расставалась со своим сыном. И никогда на целый день, как сейчас. Все ли с ним в порядке, гадала она, наверное, уже в сотый раз с тех пор, как купила билет до Лондона. Не будет ли капризничать, когда поймет, что мамы нет рядом?

Эмма сделала глубокий вдох, когда лифт остановился, и двери разъехались, являя шикарную блондинку в обтягивающей юбке и блузке, явно из чистого шелка. Волосы ее были красиво уложены, а в ушах посверкивали бриллианты, отчего Эмма внезапно почувствовала себя бедной деревенской мышкой.

— Синьора Кардини? — спросила красавица. — Прошу за мной. Винченцо ждет вас.

Ну, конечно, он ждет меня! — захотелось закричать Эмме, глядя на то, как женщина походкой манекенщицы направляется к двойным дверям. И кто дал тебе право так фамильярно называть моего мужа по имени?

Но очень скоро он уже не будет ее мужем… Да, в сущности, он уже давно не является им. К чему эта глупая ревность?

Двери были распахнуты широким жестом, и Эмма приготовилась увидеть Винченцо. Но все-таки оказалась не готова к созерцанию своего неотразимо красивого мужа во плоти.

Его мускулистая фигура была словно вылеплена руками талантливого скульптора как идеал мужской красоты. Поза его была несколько высокомерной, но надменность всегда являлась второй натурой Винченцо. Если он чего-то хотел, он это получал, используя смесь властности, убеждения и абсолютной харизмы.

Эмма сглотнула. Это напоминание подталкивало ее к тому, чтобы защищаться. У нее есть нечто бесценное, что Винченцо нельзя позволить взять, и она должна быть начеку.

— Здравствуй, Винченцо, — сказала она.

— Здравствуй, Эмма, — отозвался он тоном, которого она никогда не слышала у него раньше. Выпалив какой-то приказ по-итальянски, заставивший блондинку быстро покинуть кабинет, он сделал шаг к жене. И Эмма, как обычно, почувствовала слабость, когда взглянула в его лицо.

Ибо сейчас он был еще неотразимее, чем тогда, когда она согласилась выйти за него замуж. Тогда она была безумно влюблена и настолько очарована, что не переставала считать его самым замечательным и самым красивым мужчиной на свете.

Но с тех пор Эмма много пережила, в том числе много трудностей. Теперь она не должна быть во власти иллюзий.

Винченцо был одет в один из своих деловых костюмов, в котором каким-то непостижимым образом выглядел официально и в то же время не чопорно. Пиджак он снял, оставшись в белой шелковой рубашке, сквозь которую соблазнительно просвечивало крепкое тело. Он расслабил галстук и расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, поэтому она могла видеть черные завитки волос на груди.

Но больше всего завораживало его лицо, и Эмма почти неохотно подняла к нему взгляд, словно боялась того воздействия, которое оно окажет на нее. И воздействие оказалось подобно шоку, осознала она, глядя в жесткий и циничный вариант крошечных, мягких черт Джино.

Муж был бы почти классически красивым, если бы не крошечный шрам на подбородке и жесткий блеск черных глаз, да еще улыбка с налетом жестокости. Даже когда он настойчиво ухаживал за ней, в нем всегда чувствовалась какая-то жесткость. Качество, из-за которого она слегка побаивалась его.

Он действительно всегда обращался с ней с некоторым оттенком деспотизма. Она была всего лишь очередным его приобретением — девственница, которая так и не оправдала возложенных на нее ожиданий…

— Сколько лет, сколько зим, — сухо проговорил Винченцо. — Позволь, я помогу тебе снять пальто.

Последнее, чего хотелось. Эмме, это чтобы Винченцо снимал с нее пальто, трогал ее, уже только этим напоминая о том, как раздевал ее когда-то…

— Я сама, — сказала она, быстро сняв пальто и неуклюже повесив его на спинку стула.

Винченцо смотрел на нее как зачарованный. Он сразу узнал пальто, но платье новое, к тому же ужасное. Его губы скривились.

— Что, во имя господа, ты сделала с собой?

Что ты имеешь в виду? — Ей стоило немалых усилий говорить ровным голосом, пытаясь подавить страх. Вдруг он каким-то образом узнал о Джино? Но нет, не знает, иначе не смотрел бы на нее с таким странно неприязненным выражением лица. Даже он не настолько хороший актер.

Ты сидела на диете? — требовательно спросил он.

Нет.

Но ты очень худая. Чересчур худая.

Это из-за долгого кормления грудью. Она перестала лишь пару месяцев назад.

— Кожа да кости, — продолжал он все тем же критическим тоном, растягивая слова на сицилийский манер.