Леня, смеясь, допил вино.
— Вы сегодня сговорились все потешать меня?
— У тебя невеселый вид, брат. Вношу свою лепту в твое психологическое здоровье. Что, нелады в семье?
Леня взглянул на Виктора недоуменно:
— Нелады? Почему?
— Был крупный разговор у Виктории Павловны с твоей женой. Оказывается, твоя супруга любит где-то гулять по вечерам? Любопытно, где же…
Рука Лени неожиданно обрела самостоятельность и хлопнула по щеке кузена.
— Не смей! — проговорил Леня тихо. — Ты переходишь границы… Я тебе не позволю.
Он немедленно был вздернут с дивана и с силой притянут за лацканы пиджака.
— Надо же, какие мы стали смелые, — прошептал Виктор зло и насмешливо. — Прыти-то сколько, Ленчик. Мужчинкой себя почувствовал? Странно, до твоей свадьбы я думал, что ты тихий, мирный пидорок. Представляешь мое искреннее удивление? Это хорошо, что ты умеешь удивлять. Это вызывает уважение. Я тебя уважаю, Леня. Без шуток. И желаю тебе в жизни только побед. И мне отвратительна сама мысль о том, что кто-то держит тебя за лопуха, брат. Честь семьи — не хухры-мухры. И если твоя благоверная гуляет на стороне… не трепыхайся, чудак, не трепыхайся, я сказал «если»… Так вот если это так, то нет ничего проще выяснить правду. И принять меры, Леня.
Все это Виктор проговорил ему прямо в лицо, меняя тон с уничижительного на слегка насмешливый, завораживая и убаюкивая, словно удав. Леня сделал еще одну попытку освободиться от хватки, и ему это удалось.
— Где Ира?
— Хлопнула дверью, — усмехнулся Виктор, оправляя на нем пиджак. Леня раздраженно отмахнулся.
— Она ушла?
— Ушла. Испарилась. Покинула нас в раздражении и ярости. Твоя вина, брат, твоя. Ей досталось от Виктории Павловны из-за тебя. Ты же сам наговорил мамочке о вечерних прогулках супруги.
— Боже мой…
Леня ринулся в столовую. Гости, судя по всему, тихо разошлись. Мать и Лиза собирали со стола, тихо о чем-то беседуя.
— Мне очень жаль, что имел глупость… что-то рассказывать тебе! — выпалил Леня, пытаясь вдеть правую руку в рукав своей куртки.
— Леонид, я устала и не хочу больше ничего обсуждать сегодня, — не глядя на него, отозвалась Виктория Павловна.
— Чудесно! Прекрасно! Замечательно! Больше не будет никаких обсуждений! Никаких! Никогда! Моя жизнь вас не касается! Дурак! Дурак! Дурак набитый! — в ярости стукнул он себя по голове. — Чего я ждал от вас?! На что надеялся здесь? Понимания по распорядку не бывает! И любви тоже, мама, не бывает по регламенту! На ать-два не выходит любить! Такая вот трагедия!
— Ты в своем уме, родной? — Виктория Павловна взглянула на него с оскорбленным недоумением.
— Наверное, нет, если думал, что в этом доме есть хоть капля чего-то… настоящего, не притворного… Наверное, нет, если полагал, что значу что-то для вас! Я вас всех прошу не лезть в нашу жизнь. Не надо копаться и любопытствовать! Сами… как-нибудь…