Утро выдалось тягостным. Виктория Павловна впервые не вышла провожать любимого племянника. Ее голос в спальне звучал зло и глухо, когда Олег Иванович входил и выходил, о чем-то с ней советуясь.
Виктор терпеливо ждал. Неторопливо напился чаю и с аппетитом съел пару бутербродов.
Наконец сборы были завершены, и они вдвоем спустились к машине.
— Папа?
К подъезду шел Леня с каким-то громилой в черной вязаной шапочке и бушлате цвета хаки.
Олег Иванович затравленно оглянулся на Виктора, уже открывавшего дверь своей припаркованной машины.
— Папа, ты куда? — удивился Леня, все еще не замечая Виктора. — Так рано… Мы ничего пока не узнали. Ее нет. Нигде. Хотел к вам заехать, узнать новости. У вас телефоны все молчат. Сейчас вот Гоша подвезет меня в полицейский участок…
Он вдруг застыл на месте, уставившись на Виктора.
— А! Дядя Витя! — обрадовался он с какой-то хищной улыбкой и обошел машину. — Как кстати! Могу я спросить, о каком любовнике ты говорил с моей малолетней дочерью?
Виктор осклабился:
— Это ты у своей благоверной спроси, а не у меня.
В следующий момент Леня вцепился в лацкан его модненькой кожаной куртки и начал неловко, часто промахиваясь, лупить его куда придется, но стараясь попасть в лицо.
— Сукин ублюдок! ЧТО? ТЫ! ГОВОРИЛ! МОЕЙ ДОЧЕРИ?! — орал Леня, не спавший уже вторую ночь и совершенно потерявший голову.
— Боже мой, боже мой, — суетливо бормоча, Олег Иванович пытался помешать драке.
Виктор, оправившийся от неожиданности, начал оказывать сопротивление. Но вмешался громила по имени Гоша, мгновенно разняв дерущихся.
— Стоп, стоп! Этого нам не надо, — решительно и сурово произнес он.
Виктор, ухватив пригоршню снега, приложил его к правому глазу. Леня сплюнул красную слюну на грязный снег и утерся рукавом, тяжело и надсадно дыша. По всему было видно, что в любой момент он может снова броситься в атаку. Таким Виктор его ни разу не видел. За неполные двое суток он совершенно изменился…
— Отец, что здесь происходит? — спросил Леня. — Куда ты с ним едешь?
— Ленечка, я тебе сейчас не могу сказать. Может быть, после, — пролепетал Олег Иванович, забираясь в машину. — Я приеду через пару дней.
— Лечись, Ленечка, — все еще прикрывая глаз комком снега, с презрением проговорил Виктор, усаживаясь за руль. — Нервишки у тебя ни к черту.
Как же он ненавидел эту глупую семейку! Он никого из них не хотел видеть. И даже не подозревал, как скоро его желание сбудется…
Ира
Самочувствие ее улучшалось, но голова все еще болела, а неожиданные головокружения иногда заставляли Иру либо останавливаться у стены, либо присаживаться на что-нибудь, когда чувствовала, что вот-вот упадет.
Ночи были самыми тягостными. Ира все время пыталась вспомнить то, что спряталось в прошлом. Врач говорил, что память вернется. Должна вернуться. Если, конечно, она сама этого захочет. Ира хотела.
— А я бы сама хотела забыть, что у меня было, — говорила вторая соседка по палате по имени Галина, которая после попытки отравиться таблетками от давления задержалась в больнице, ожидая перевода в психиатрическую. Галина постоянно носила с собой зеркальце, в котором с болезненным вниманием осматривала свои зубы.
— Да, хотела бы, — повторила она, щерясь в зеркальце. — Жизнь у меня была дрянь. Правду говорю.
Галочка много лет назад подавала кое-какие надежды в балете. Не то чтобы от нее ожидали чего-то такого сверхграндиозного, но она была послушна, упорна и имела характер, который при должных усилиях можно было направить в нужное русло.
На последнем курсе балетного училища Галка вдруг оказалась замужем за военным и как-то уж очень скоро беременна. События эти последовали почти сразу одно за другим, что привело отца Галины в неописуемое изумление и волнение, от которых он скоропостижно скончался. Галка устремилась вслед за мужем куда-то на Крайний Север — крутить фуэте отяжелевшими и уставшими ногами в каком-то Доме офицеров.
Галка развелась там и вышла замуж снова, оставив сына на руках бывшего мужа где-то «во глубине сибирских руд». Новый муж увлек Галку в Германию. Он проходил службу в Западной группе советских войск в солидной должности. Так как Галка не умела и не знала ничего, кроме балета, то принялась интриговать, чтобы войти в штат тамошней советской труппы, кормившей лучшим в мире балетом советских воинов и немецких товарищей во время великих праздников и праздников поскромнее. Надо отдать ей должное, Галкин характер и упорство помогли ей. Скоро она вернула себе даже прежнюю форму, позволившую ей выступать в первом составе тех фееричных созданий, чей слоновий топот в «Лебедином озере» всегда до невозможности веселил бойцов на галерке.