- Будьте здоровы, господин Канцлер, - пожелал Пенапью, когда после долгих приготовлений раздался слабенький чих, можно даже сказать, кошачий… - Очень жалко, что вы не знаете тех поразительных вещей, которые происходят в этих стенах… Вот я, прямо говорю, - потрясен…
- Я в курсе, - отвечал Канцлер. - Прежде всего, не будем задерживать музыкантов… пока. Чем меньше "потрясенных", тем лучше. Господа, музыка более не понадобится, до свидания!
…И все молчали, дожидаясь, пока уйдет последний из музыкантов. Мало вообще-то хорошего в прощании с музыкой…
"Человек номер два" приступил к расследованию:
- …Итак, с чего же вдруг сделался красноречив немой воспитанник королевы?
- Испугались? - спросила Флора. - Напрасно: он еще пока тетей меня не называл, о правах на престол не заговаривал…
- И не выспрашивал, слава Богу, как его папу с мамой укокошили… - добавил Крадус.
Канцлер был и в ярости, и сбит с толку. Человек всегда бывает смешноват, если гневается, а источника своего негодования ясно не видит, не может найти:
- Стоп! О чем вы толкуете? Что вы здесь пили, господа?!
- Мы смешивали сок мухомора с керосином! - Альбине и прежде хотелось над ним поиздеваться, но почему-то можно стало - только теперь.
- Мне, девочка, не смешно ничуть! Господа… Ваши Величества… призываю вас к предельной серьезности! К предельной! Давайте отвечать за каждый звук, исходящий из нас! - и вслед за этим воззванием он дважды чихнул.
- Не выходит, брат! - обрадованно уличил его король. - Вот ты - можешь за свои чихи отвечать? Так и я… только из меня правда прет: тянет, к примеру, похвастаться перед нашим гостем! Ох, принц, ну и славную операцию провели мои люди… На том же чертовом месте, у Кабаньего Лога… А вот и герой этого дельца - легок на помине!
Это вошел Удилак. В новеньких полковничьих эполетах, в мундире, расстегнутом фривольно, с красным лицом и нетвердой походкой:
- Ваше Величество! Гвардейцы, отличившиеся в операции "Иго-го", благодарили просить… что я вру?… просили благодарить: угощение отличное!
Тут королева Флора выступила со своей высокой оценкой упомянутой операции и ее участников. Пусть и немного она смыслила в лошадиных статях, но Милорд ей очень понравился, очень! - Минут двадцать назад муж водил ее смотреть на этого сказочного скакуна…
- Милорд? Я не понял… - сказал Пенапью в странной тишине. - вы ходили смотреть на него? Куда, простите?
- В мои конюшни, принц, - куда же еще? А вы как думали? - Крадус уже ничего не стеснялся. - Кто смел, тот и съел! За что полковничьи эполеты на Удилаке? За то, что Милорд - наш! Так чего просят твои герои, полковник?
- Артистов! - улыбнулся его любимец во все 32 зуба. - Прикажите, Ваше Величество, тех кукольников отпустить до утра… И еще там, говорят, певуны какие-то, в подземелье, а? Их бы тоже - потому как захотелось ребятам искусством побаловаться! Не знают, как развлекаться… забыли!
- Это мой круг вопросов, полковник! Подойдите ко мне… - с этими словами Канцлер взял Удилака под руку и повел его в пустынную часть зала, что-то внушая ему вполголоса.
…Нужно было видеть принца Пенапью после всего сказанного. Выражение его лица… нет, не будем описывать: не получится! У него кружилась голова. Он потрясенно всматривался в Крадуса, в остальных, он тер свой лоб и шептал:
- Они здесь… их заперли… это все был обман…
Ничего более не выясняя, он, как сомнамбула, вышел из Дубового зала…
31.
Криволинейное движение по вестибюлю привело Пенапью в закоулок, где спал в кресле Патрик, положив ноги на пуфик. А рядом примостилась та, в чью сторону, уже несколько раз поворачивал принц Пенапью свое светлеющее лицо, как подсолнух за солнцем… Марселла сразу встала:
- Ваше Высочество? - и приложила палец к губам: не разбудите, мол. - Представляете, даже до его комнаты не дошли… Что-то в нем ужасно перетрудилось, наверное, - шептала она.
Пенапью, улыбаясь страдальчески, усадил ее и сам сел, причем сел на пол, и вышло, что смотрит он на девушку снизу вверх.
- Очень его понимаю, - зашептал он в ответ. - Во мне бы тоже что-нибудь лопнуло сейчас, если б я вас не встретил… вас одну или вас обоих… Мне мало кто понравился в Абидонии… только вы да он. - Он пошарил в кармане камзола, в жилетном кармане. - Ах, да, это же не мой камзол! Захотелось подарить вам что-нибудь… но у меня ничего нет: ограбили, знаете.
- Я знаю, слышала.
- Нет, вы не все знаете, Марселлочка. Меня не один раз ограбили: у вас король, оказывается… жулик. Не вздрагивайте так, это еще не самое плохое, что про них про всех можно сказать…
- О, - поразилась Марселла его проницательности. - Да вы молодец, Ваше Высочество!
- Спасибо, - зарделся он. - А вы мне напоминаете Золушку. Это, кстати, любимая моя книга… И что самое интересное - с вами, я думаю, случится то же, что и с ней: вам, милая, суждено быть принцессой!
- Мне? - Марселла испугалась сперва, потом засмеялась, зажав себе рот ладошкой.
- Вам. Потому что он поймет - не завтра, так через год, - что вы - это клад! И все кончится счастливо, как в той книге, - заключил он с искренней печалью.
- "Книга"! Сказка это! В ней десять листочков или меньше… И что общего у Патрика с тем принцем?
- Так вы еще ничего не знаете? - воскликнул Пенапью громче, чем следовало, и Патрик проснулся:
- А-а, Ваше Высочество!…
- Как вы себя чувствуете?
- Теперь - изумительно! Отдохнул. Да, между прочим, в вашу честь у меня такие строчки сложились, я и забыл:
С утра мне худо было, деточка,
Я чуть в отчаянье не въехал,
Но вы и ваши "ноты в клеточку"
Тоску излечивают смехом!
( Стихи Георгия Полонского )
Строго говоря, тут можно было и обидеться на месте Пенапью, но он, наоборот, расцвел:
- О, спасибо! Мне никогда еще никто не посвящал… так, чтобы искренно.
Поблизости от них остановились несколько гвардейцев с явными отклонениями от устава в форме одежды и поведении: они принялись играть в "жучка"…
32.
Терпение Канцлера истощалось:
- Я вам трижды объяснил, полковник, противозаконность вашей просьбы! Вы попросту глуповаты для этих эполет. Ступайте. Кру-гом! Марш!
Удилак повернулся круто и сделал несколько по-строевому чеканных шагов к выходу. Но - передумал, видимо:
- А ты кто такой? Ты же - штатский… Ваше Величество, как он может мне говорить: "кру-гом"? Все у него под следствием… все расследуется… Слушай, а вот какое дело никто еще не расследовал, возьмись-ка: почему коза - горохом сыплет, а конь - куличами кладет?
Королевская семья прыснула со смеху, Альбина тихонько сказала "Браво, Удилаша!", а Оттилия, прижав надушенный платочек к носу, зашипела:
- Свояк… Ваше Величество… укоротите своего героя!
- Домашний арест - как минимум! - объявил Канцлер и распахнул двери: - Гвардейцы, пройдите сюда.
Вошли те самые, что играли в "жучка". Они покачивались.
- Разоружить полковника, он арестован.
- Слушай мою команду, ребята, - возразил Удилак. - Взять Канцлера, засыпать в его штаны три фунта сухой горчицы, а потом это… посадить на карусели! Видите, какой у бедняги насморк…
- Называется - аллегорический, - хохотал Крадус. - Ой, да ты сам, братец, артист - лучше не надо! Свояк, да ты не бойся - шутит он! Только палку-то не перегни, полковничек…
Гвардейцы, однако, подчиняясь из двух приказов последнему, надвигались на Канцлера; тот пятился к лестнице: