На Наурский перевал туристическая группа поднялась к вечеру второго дня восхождения. И тут сразу же открылась удивительная картина, увидеть которую можно только в горах. На восточных склонах, откуда пришли туристы, в узких долинах рек уже был вечер, спускались густые сумерки, а впереди, где за горным перевалом плескалось Черное море, еще вовсю светило ласковое предзакатное солнце, и его лучи на фоне потемневшей восточной части неба золотом высветили самые высокие пики гор. Вышла группа на перевал, остановились ребята, завороженные этим удивительным зрелищем.
…На следующий день встали до рассвета. Да, собственно, и поспать–то в ту ночь никому как следует не удалось. Еще с вечера стал подниматься холодный, пахнущий снегом ветер, ночью разразилась гроза, застучали по крышам палаток крупные капли дождя. Внезапные вспышки молний то и дело выхватывали из темноты гигантские нагромождения камней, а через секунду в воздухе с невероятной силой начинал грохотать гром.
От сильного порыва ветра в лагере сорвало две палатки, и потерпевшим пришлось втиснуться в уцелевшее жилье. Так все вместе, ветераны и молодежь, просидели до обеда, ежась от холода, вслушиваясь в жуткую музыку разбушевавшейся природы. А утром, обсуждая события бессонной ночи, кто–то из ребят сказал:
— Да, братцы, подрожал я вдоволь, а ведь сейчас лето. Можно представить, каково было здесь нашим солдатам зимой, да еще в летнем обмундировании.
Целый день туристы провели на перевале. Здесь многое сохранилось со времен войны: в удобных для ведения боя местах выложены из больших камней огневые точки, остались наблюдательные пункты, безошибочно можно было определить контуры землянок.
После войны Мысин уже не раз бывал в этих местах, поэтому отнесся ко всему увиденному спокойно, а вот Расторгуев разволновался. Неторопливо переходил он от землянки к землянке, от одной укрепточки до другой, подолгу стоял у каждой, вспоминая, кто из его подчиненных жил или держал оборону за этими камнями. Мысин подсказывал Расторгуеву, что помнил, а молодежь, слушая их разговор, молча ходила следом, боясь спугнуть их воспоминания. Наконец кто–то из ребят осторожно спросил: «А как вы встретили День Победы?». Потом, спохватившись, поправился: «Ой, простите, не тот день, не 9 Мая, а день, когда фашистов выбили с гор?».
Расторгуев повернулся к спросившему.
— Нет–нет, вы правильно спросили. Тот день для нас действительно был Днем Победы. Ведь здесь, в горах, кроме фашистов, у нас было еще два лютых врага: холод и голод, но мы победили их всех…
Расторгуев помолчал, а потом еще раз повторил: «Всех… как бы трудно нам ни было».
Да, тот день до мельчайших подробностей помнят все, кто в холодном январе 1943 года держал фронт на покрытых снегами трехтысячниках.
…В один из прилетов самолет сбросил нашим частям, оборонявшим перевал Наур, рацию, и теперь бойцы отряда и батальона могли не только держать связь с соседями и командованием полка, но и быть в курсе дел на других фронтах. В конце января 1943 года Совинформбюро передало сообщение о том, что наши войска освободили Ставрополь и идут бои за Невинномысск и Черкесск. Известие об этом тут же облетело все посты. В те дни необычайно поднялся боевой дух солдат. Это было видно даже по тому, с какой яростью и отвагой отбивали они атаки врага. И все с нетерпением ждали дня, когда будет отдан приказ перейти в решительное наступление и сбросить фашистов с перевалов. Однако развязка наступила неожиданно и просто.
— Это произошло где–то в последних числах января, — вспоминал И. М. Мысин. — Мы жили в напряжении, ждали, что вот-вот пойдем в бой на соединение с нашими войсками, которые идут к нам с равнин, и вдруг рано утром заглянул к нам в палатку один из бойцов да как закричит: «Братцы, гансы драпака дали! Повяли проклятые «эдельвейсы»! Кончилось, братцы, кончилось!»
Мы высыпали на улицу. Утро занималось ясное, солнечное, и все сразу почувствовали, что в горах стоит какая–то особая, спокойная тишина: ни обычной стрельбы, ни звуков губной гармошки, ни гогота гитлеровцев, выбегавших на зарядку. Нас, разведчиков, тут же послали в сторону вражеских укреплений проверить, не ошиблись ли наши наблюдатели, не тактический ли это ход врага. Нет, подвоха не было, это было бегство врага с перевалов. Фашисты ушли поспешно, бросая на своих позициях все, что помешало бы им быстро спускаться с гор. В их землянках мы находили матрацы с чистым постельным бельем, чашки, ложки, котелки, какие–то бумаги, начатые консервы, обувь, снаряжение, обмундирование. А еще они оставили в наших горах свое кладбище. Странно было смотреть, что на нашей советской земле, в тысячах километров от Германии, в пустынных заоблачных высотах, обложенные пирамидками камней, стояли над могилами кресты, на которых были написаны немецкие фамилии. Кто звал сюда этих людей? Ради чего шли они через всю Европу, чтобы потерять здесь жизнь?..