— Сердюков, опять живой, что ли? Ну и молодец же ты, Сердюков! Сто лет проживешь! Как вы там? Может, заменить кого?
И каждый раз Сердюков пересохшими, потрескавшимися губами бормотал одно и то же:
— Не надо. Мы сами. Давайте десант, товарищ капитан.
Семен знал, что их комбату здесь тоже не мед, что и по этому берегу бьет дальнобойная немецкая артиллерия, а ему надо и плавсредства найти, и гребцами их обеспечить, и десант вовремя отправить. А где их возьмешь, людей–то? Многих его боевых товарищей нет уже после первого же рейса через
Днепр. «Эх, беда, да и лихо», — вспомнилась вдруг Семену поговорка своего деда, старого вояки.
В полдень, когда баркас Сердюкова в очередной раз отвалил от берега, Комогоров крикнул:
— Сердюков, дорогой, продержись еще разок. Подкрепление обещали, — виновато, как показалось Семену, сказал комбат, — Вас первых заменю.
Но ни в следующий, ни во все другие разы замену команде сержанта Сердюкова так и не прислали.
Шли уже третьи сутки переправы… До неприятельского берега сердюковцы добрались и в этот раз благополучно. Высадили очередную группу бойцов, повернули назад и почти уже достигли своего берега. За эти двое с лишним суток плавания гребцы так хорошо научились держать курс по береговым ориентирам, что Сердюков, сидевший на корме за рулевого, практически был не нужен. И он, понимая это, то заменял уставших гребцов, то вычерпывал из посудины воду, то сам своим рулевым веслом помогал грести ребятам, думая, что от этого лодка будет идти быстрее.
Руки его по самые плечи онемели от усталости, а ладони так саднили, что казалось, кожа на них стерта до костей. «А как же бедные хлопцы?» — только теперь подумал Семен и невольно обратил внимание, что у многих в руках окровавленные пилотки, которые они проложили между ладонями и ручкой весла.
А тут еще вспомнил он, что с начала переправы никто из них как следует и не ел, разве что кому–то в конце рейса, пока грузились да рассаживались десантники, удалось наскоро сжевать какой–нибудь случайно завалявшийся в кармане, пропитанный потом и днепровской водой, раскисший сухарь, подобрать что–нибудь из диких фруктов в прибрежной роще или зачерпнуть из реки несколько пригоршней воды. Семен вдруг и сам почувствовал такой страшный голод, что казалось, не хватит терпения дождаться, когда они наконец доберутся до берега, чтобы хоть как–то «заморить червячка». Сердюков котелком зачерпнул из реки воды, наклонился, чтобы попить, и вдруг в страхе отшатнулся — на поверхности воды плавали бурые пятна крови, человеческой крови. Семена чуть не стошнило. Резким движением он выплеснул воду за борт, швырнул котелок себе под ноги и несколько секунд сидел так в каком–то жутком оцепенении. Потом одними губами неслышно пробормотал:
— Поднажмите, братцы… — и почему–то добавил: — В последний раз…
Никто, конечно, не услышал его команды, но бойцы, увидевшие, что произошло с их сержантом, и сами, видимо, тоже уже пережившие такое состояние при попытке напиться из Днепра, налегли на весла.
Однако обещание комбата Комогорова заменить их, дать отдых, видно, подействовало на гребцов расслабляюще: они теперь, казалось, стали грести вяло, нестройно. Баркас то и дело сносило в сторону, а то и вовсе разворачивало течением поперек курса.
…Они уже выплыли из самой опасной зоны обстрела и до левого берега оставалось всего метров пятнадцать–двадцать, как вдруг рядом с баркасом оглушительно грохнуло, в лицо людям ударила плотная стена воды… Семен успел только заметить, что их снова снесло течением и что они опять причалят в расположение чужой части.
Очнулся Сердюков барахтающимся в воде. Голова гудела, в глазах то и дело прыгали какие–то цветные звездочки, левую руку от плеча до самой ладони прошила страшная боль. Что было сил Семен инстинктивно заработал правой рукой, ногами и вынырнул наконец на поверхность воды.
Баркаса не было. Чуть поодаль вынырнули двое его бойцов: чуть в стороне — Волков, а ближе к нему — солдат из пополнения, узбек по национальности, имя которого Семен почему–то и в этой ситуации стал усиленно вспоминать, чтобы позвать на помощь. Но ребята и сами, увидев своего сержанта, то и дело скрывающегося под водой, поняли, что он либо ранен, либо контужен. Они тут же подплыли к нему, подхватили под руки, и все трое так и добрались до берега, где Семен с ужасом увидел, что на левой руке у него оторвало средние пальцы.
Дальше все было как в тумане. После этого ранения дала знать себя и старая контузия. Начались постоянные, не стихающие головные боли, потеря слуха, провалы в памяти. Он плохо помнил, как его переводили из одного фронтового госпиталя в другой, как попал в санитарный поезд, который, как сказали ему медики, шел в Баку.