Распрощавшись с детьми и солдатами, Дмитрий вернулся к своей тридцатьчетверке.
Этот случай еще больше разбередил ему душу. И такая вдруг вскипела в нем ненависть к врагу, что захотелось сейчас же сесть в танк и броситься в город, чтобы утолить жгучую жажду мести.
В мальчугане Дмитрий увидел себя — уж больно похожим было у них детство. От детства, от этого начала жизни будет многое зависеть потом. «Только бы не сломало детей горе, не убило в них веру в добро и человечность, — думал Лавриненко, — только бы остались они живы в этом огненном смерче войны! А Родина поможет им выстоять и все преодолеть. Но этот город, эти орловские леса навсегда останутся для них воспоминанием о трагедии, пережитой в детстве. И всю жизнь потом они снова и снова будут возвращаться к тяжелым воспоминаниям. Так же, наверное, как случается это порой и со мной».
В последнее время, особенно в эти военные месяцы, все чаще и чаще нападала на Дмитрия ностальгия. Необъяснимо сильно тянуло на Кубань, в родные места, где прошли детство и юность, где остались друзья, где, любя и тревожась, ждет его мать.
При мысли о матери у Лавриненко тоскливо сжалось сердце: «Как она там, что с ней, здорова ли? Ласковый, добрый и удивительно сильный человек».
Сколько помнил себя Дмитрий, он ни разу не слышал, чтобы она пожаловалась на что–то, о чем–то вслух пожалела, позавидовала бы кому–нибудь или просто в минуту слабости по-бабьи пустила горькую слезу. А уж причин для этого было предостаточно. Жизнь, бывало, так закрутит, что в пору хоть с кручи головой… Впрочем, разве мог он помнить о том, что было с ним в те самые ранние, самые трудные годы его детства? Об этом он знал лишь по скупым рассказам матери. Она, правда, не любила вспоминать прошлое, рассказывала о тех годах всегда нехотя, сбивчиво, начинала вскоре нервничать и умолкала. И ее можно было понять. Когда в 1918 году погиб ее муж, Федор, служивший в Красной Армии, она осталась с четырехлетним сынишкой на руках. Тогда таких вдов много было в станице. Вскоре Бесстрашную захватили белоказаки. Начались кровавые расправы над семьями большевиков и красноармейцев. В первую же ночь молодая вдова взяла сына и, не успев даже собрать узелка в дорогу, ушла из станицы. И, хоть казалось, что главная беда миновала, долго они еще скитались по родственникам, долго еще не чувствовали себя в безопасности.
Нет–нет да и наскочит на хутор или край станицы банда, ограбят, убьют или искалечат, хату спалят, никого и ничего не пожалеют. А в степь ускачут, пойди узнай, кто они и откуда, эти свирепые звери. Может, живут здесь же, рядом с тобой, возможно, утром и на горе людское придут посмотреть, посочувствовать. А попадись ты им где–нибудь в тихом месте, не раздумывая, саданут в тебя из обреза или шашкой полоснут.
Особенно издевались бандиты, если узнавали, что человек сочувствовал Советской власти. Кровь стыла от того, что творилось во время этих бандитских набегов. Но Матрена Прокофьевна не столько за себя, сколько за малыша своего боялась: мало ли что придет в голову кулацким ублюдкам!
Из эпизодов того далекого, неспокойного времени помнилось Дмитрию, как мать часто брала его на руки, прижимала к груди, словно заслоняя от чего–то страшного, и тихо шептала на ухо:
— Ничего, ничего, сынок, потерпи еще. За слепой ночью все равно светлый день придет. Наша с тобой доля, наверное, где–то в пути заплутала. Видно, еще подождать надо…
Свято веря в эти слова матери, мальчуган не раз тайком бегал к какому–нибудь ближнему кургану или в катавалы за станицей, взбирался на самую их вершину и, спрятавшись в густой траве, подолгу сидел, внимательно вглядываясь в изумрудную зелень степных перекатов. Но за одной горой виднелась другая, потом еще и еще одна. А терялась вся эта вереница гор где–то далеко–далеко в сизой дымке, у самого горизонта. «Где же, за какой горой заблудилась эта долгожданная наша доля?» — спрашивал самого себя мальчуган. Так хотелось Дмитрию найти и поторопить ее: пусть порадуется мама!
…Да полно. С ним все ли это было? Неужели с тех пор прошло более двадцати лет? Неужели так быстро летит время?
Глава 3
Разведка боем
Ночь в лесу прошла спокойно. Хотя справа, севернее, куда ушла группа капитана Гусева, шел сильный бой. До полуночи, приглушенные расстоянием, доносились оттуда звуки взрывов и орудийной канонады. От пожаров в стороне Орла стояло розовое зарево, в котором то и дело вспыхивали звезды осветительных ракет.