Сейчас же Катукова больше всего заботило одно: не просочилась ли к Гудериану информация о действительных силах бригады? «Коварная бестия этот Гудериан, — подумал Катуков, вспомнив, каким внезапным броском тот взял Орел. — Если он что–то заподозрит, туго нам придется с нашими–то силенками».
Среди деловой суеты, царившей на КП, Катуков не сразу заметил, как вошли Бурда и Загудаев. Только когда командир роты громко попросил разрешения доложить о прибытии, Катуков оторвался от карты и, радостно улыбаясь, шагнул им навстречу. Стиснув старшего лейтенанта в объятиях, задал самый важный вопрос:
— Люди как?
— Танкисты целы, товарищ полковник, а в пехоте есть потери… Жарко там было… — будто оправдываясь, начал Бурда, но Катуков остановил его. Лицо комбрига посуровело:
— Понимаю, понимаю. Значит, есть у нас уже и потери. — Катуков на секунду вроде бы задумался. — Ну что ж, будет за кого мстить. А что с машинами?
— Машины все целы, товарищ полковник. Все на ходу.
— А вот за это спасибо. Ай да ротный, цены тебе нет. А ну пойдемте к карте, расскажете все по порядку.
Пока Бурда и Загудаев рассказывали Катукову, что произошло с их группой в ходе разведрейда, пришло донесение: из Орла в сторону Мценска по шоссе вышла большая группа танков и мотопехоты противника. Комбриг прервал беседу:
— Ладно, товарищи, потом договорим. Ясно одно — не так страшен черт, как его малюют. А стало быть, наша маленькая бригада может доставить Гудериану большие неприятности. Это главное. — Катуков на несколько секунд о чем–то задумался, склонившись над картой, потом резко поднял голову, посмотрел в упор на Бурду: — Как думаешь, сможем ли мы сегодня хорошенько потрепать их?
— Дальше нас им не пройти, товарищ полковник.
— Вот и я так думаю, — сказал Катуков, — сегодня наш день. А сейчас, — Катуков ткнул карандашом в карту, — поставьте свои танки вот здесь, так, чтобы фашисты не смогли прорваться в расположение артбатарей, а заодно не давайте им подтягивать резервы. Все ясно?
— Ясно.
— Тогда выполняйте. Хотя вот что. Я, пожалуй, заберу у вас взвод Лавриненко. Он мне в резерве пригодится. Пусть спрячет свои танки за спиной у мотострелков, в кустарнике. Дайте ему еще одну машину. И пусть на его тридцатьчетверку рацию поставят.
Бурда и Загудаев ушли, Катуков снова склонился над картой:
— Ну что ж, накормил, значит, Бурда врага свинцовой похлебкой. Теперь, почувствовав нашу силу, Гудериан бросит сюда что–нибудь посерьезнее. — А потом, уже обращаясь непосредственно к начальнику штаба бригады П. В. Кульвинскому, попросил: — Свяжитесь со штабом корпуса, возможно, нам понадобится «пожарная машина», хотя бы на один залп. Пусть имеют в виду.
Кульвинский понимающе кивнул. На востоке чуть засерело небо. Порывистый ветер быстро гнал на юг низкие рваные облака, раскачивал верхушки могучих елей, свистел в кронах безлистных берез. День обещал быть холодным и пасмурным.
Танкисты едва успели заправить танки горючим и пополнить боезапасы, как в воздухе повис отдаленный гул моторов. Это шли немецкие бомбардировщики.
Дмитрий поставил свои машины недалеко от НП бригады, в небольшом кустарнике. В его подчинении было теперь еще три экипажа, командовали которыми сержанты Капотов, Антонов и лейтенант Поляков.
Отсюда, с небольшой высотки, Дмитрию было отлично видно все поле боя будущего сражения, и, ожидая своей минуты, он старался представить себе ход развития событий. Начало боя, до того момента, когда в дело вступят танки, Лавриненко мог предугадать достаточно точно. Эту схему катуковской тактики он хорошо усвоил еще в Прудбое, под Сталинградом.
Там, на полигонах, заливаемых слепящим степным солнцем, комбриг учил их созданию стойких, живучих оборонительных систем, умелому и грамотному ведению атакующих маневров, быстрому и точному разгадыванию и упреждению возможных действий противника.
Сейчас в ложных окопах, которые были отрыты ночью где–то в полутора–двух километрах впереди основной линии обороны, стоят деревянные макеты пушек, пулеметов. Там же небольшая группа бойцов с настоящим оружием. Они, как говорил Катуков, будут выполнять роль, «актеров» — инсценировать передний край обороны. И, хоть и мало в тех ложных окопах бойцов, встретят они врага по–настоящему сильным ударом. А когда их начнет бомбить авиация,«актеры» по замаскированным ходам сообщения отступят к основной линии обороны. Потом противник пустит в ход танки с пехотой, и разгорится жаркий, жестокий бой. Пойдут в ход пулеметы, минометы, артиллерия, но и тогда танки по–прежнему будут молчать. Только когда вражеские машины вплотную подойдут к нашим позициям и попытаются захватить их, из засад внезапно выйдут советские тридцатьчетверки и начнут бить по вражеским панцирникам с близкого расстояния, в упор, наверняка.