До 60 вражеских танков атаковало передовые подразделения части товарища Катукова; 34 немецкие машины остались на поле боя.
В этом коротком и напряженном бою особенно отличился взвод Лавриненко. Он столкнулся с 14 фашистскими танками. Четыре из них уничтожил сам Лавриненко, три машины подбили экипажи сержанта Капотова и лейтенанта Полякова. Взвод потерь не имел…»
…Когда танки повернули назад, Дмитрий поискал глазами пригорок, где дралась с врагом пехота. Но сколько ни вглядывался Лавриненко, никакого движения в том месте, откуда недавно яростно бил пулемет и летели в фашистов гранаты, не обнаружил. «На дне окопа сидят, что ли? — подумал он. — Надо бы поблагодарить бойцов, особенно того храбреца, за выручку».
Дмитрий попросил Бедного подъехать к высотке. Когда танк, миновав множество воронок от взрывов снарядов, остановился у самого ее подножия, Дмитрий вылез из люка, сел на край башни и так с минуту сидел неподвижно, подставив ветру мокрое от пота лицо. Потом, вытерев рукавом пот, огляделся по сторонам: метрах в двадцати от него догорал немецкий танк, чуть поодаль со свернутой башней стоял еще один, а все поле вокруг пригорка было буквально усеяно трупами вражеских солдат.
Лавриненко соскочил на землю, пошел к окопам и только теперь почувствовал, как от напряжения дрожат у него ноги и как сильно он устал за эти полтора часа боя.
На бруствере развороченного снарядами, полузасыпанного землей окопа валялись искореженный пулемет и несколько пустых коробок от пулеметных лент. На дне окопа лежало несколько солдат. Дмитрий наклонился к ним:
— Хлопцы, эй! Есть кто живой?
Лавриненко переходил от одного солдата к другому, тряс их за плечи, переворачивал на спину, припадал ухом к груди, но ни один солдат ему не ответил, не пошевелился, не издал ни звука. И вдруг в самом углу, почти под бруствером, осыпалась земля, и Дмитрию показалось, что там кто–то застонал. Лавриненко бросился туда, стал быстро разгребать руками землю. Подошли танкисты, принялись помогать ему. Скоро откопали заваленного землей, лежащего лицом вниз солдата. Быстро вытащили его из окопа, положили на плащ–палатку. Все лицо бойца было в запекшейся крови, гимнастерка на груди иссечена в клочья.
«Да это же тот, что просил у меня закурить утром в Мценске, когда десант садился на танки. Это же мой земляк с хутора Казачьего».
Дмитрий расстегнул на нем гимнастерку, припал к груди, замер. Сердце билось. Очень тихо, медленно, но билось.
— Живой! — Дмитрий радостно посмотрел на обступивших его товарищей.
— Контузило, видно, крепко, — сказал кто–то. — В санчасть его надо. Мужик здоровый, может, выдюжит.
Дмитрий засуетился.
— Миша, принеси мою телогрейку. Хлопцы, помогите раненого до машины донести.
Танкисты подняли солдата и понесли к танку взводного. Телогрейку расстелили сзади, за башней тридцатьчетверки, под голову раненому Лавриненко положил свой шлем. Сам сел рядом. Только теперь он заметил, что к танку подошли еще человек десять пехотинцев, многие из которых были ранены. Помогая друг другу, бойцы стали подниматься на броню тридцатьчетверки, поудобнее устраиваться вокруг башни. Когда все разместились, Дмитрий крикнул механику–водителю:
— Трогай потихоньку, да поровней дорогу выбирай, а то не довезем земляка.
Пока ехали, раненый не подавал признаков жизни, лежал, не двигаясь, не стонал и даже, казалось, не дышал. И только когда остановились около КП и снова положили его на землю, он открыл глаза, долго безразличным взглядом смотрел в небо, а потом вдруг беззвучно зашевелил губами. Дмитрий поднял голову солдата повыше, подложил под нее телогрейку и шлем, и тот вдруг тихо прошептал:
— Это вы, товарыш литенант. Вот как они нас…
— Не они нас, а мы их. Вон сколько ты их накосил, как сорной травы на старом навознике. Не прошли они, слышишь, не прошли.
— А то… Помирать неохота. Воды бы из Тегиня попить…
— Ничего, ничего, земляк. Все обойдется. Подштопают тебя врачи, гайки подкрутят, и мы с тобой еще купаться в Теги не будем, ты только держись.
Солдат хотел еще что–то сказать, но застонал, заскрипел зубами и снова потерял сознание.
На двух подводах, выстланных сеном, приехали санитары. В первую очередь они увезли тяжелораненых. С одним из них, пожилым бойцом, Дмитрий договорился, чтобы тот узнал, что скажет врач по поводу ранения его земляка.
Когда санитары приехали за следующей группой раненых, боец сказал: