"Умный командир!" - подумалось мне. И вспомнилась фраза, которую произнес Николай Васильевич в разговоре с артиллеристами полчаса назад:
- Раз подошли к Одессе, значит, отступать кончили.
Знакомство с майором Богдановым оставило чувство гордости за командиров, которые выросли, сложились в мирные годы, но умеют учитывать все, от чего зависит успех на войне.
А в штаб армии прибыл тем временем невысокий полковник, с бритой наголо головой и густыми темными бровями, - комендант Тираспольского укрепрайона Григорий Матвеевич Коченов, разоруживший последние свои доты у Днестра.
Медаль "XX лет РККА" на его гимнастерке свидетельствовала, что это ветеран Красной Армии. Сейчас он держался как-то скованно, стесненно. Нетрудно было понять, что творится на душе у командира, оставившего по приказу укрепленный рубеж, который он и его подчиненные привыкли считать неприступной крепостью и где приготовились стоять насмерть...
Сидеть без дела коменданту ТИУР, разумеется, не пришлось.
- Будете со своими инженерами строить баррикадную оборону, - объявил ему командарм. - Оборудованием рубежей на подступах к городу занимается теперь генерал Хренов. Но нужны укрепления и в самой Одессе. Лучше, конечно, чтоб не понадобились никакие баррикады, а иметь их все-таки следует.
Штаб ТИУР располагал опытными инженерами-фортификаторами. Им доводилось строить не только доты. Если Днестр угрожал большим разливом, под их руководством возводились заградительные валы и плотины. Коченов распределил своих фортификаторов по районам Одессы, где жители города уже сооружали баррикады с бойницами и узкими проходами для пешеходов и транспорта. Сначала строили три пояса таких заграждений, затем их стало шесть: первый - на окраинах, последний - невдалеке от причалов порта.
8 августа с 19 часов начальник гарнизона по решению Военного совета армии объявил Одессу на осадном положении. Для входа и въезда в город вводились особые пропуска, движение транспорта и пешеходов по улицам разрешалось с шести утра до восьми вечера. Вместе с этим приказом на стенах домов и афишных тумбах расклеивалось обращение обкома и горкома партии, областного и городского Советов к населению: "Товарищи! Враг стоит у ворот Одессы..." - так начиналось оно.
Горькие и тревожные слова, от которых у людей сжималось сердце, суровели лица, невольно ускорялся шаг. Все понимали: осадное положение означает, что фронт совсем близок.
Но именно в этот день в штабе вздохнули с облегчением - становилось ясно, что части Приморской армии организованно, не давая противнику вклиниться в свои боевые порядки, занимают указанные им рубежи.
Особенно радовались этому моряки. Приподнятое настроение в штабе военно-морской базы так и чувствовалось при любом телефонном разговоре по самым обыденным делам. Одесские моряки готовились к худшему - к тому, что окажутся перед прорвавшимся врагом одни или с очень малочисленными другими частями. О такой возможности предупреждал командование базы нарком Военно-Морского Флота, требуя оборонять Одессу при любых обстоятельствах.
В штабе Одесской базы пересчитывали свои наличные силы и возможные резервы, расставляли их, пока на бумаге, по периметру ближайших к городу оборонительных рубежей и пытались дать себе отчет: сколько дней, учитывая и баррикадные бои на улицах, можно продержаться против пяти - семи фашистских дивизий? И как надеялись, что остаться одним все-таки не придется, с каким ликованием встречали известия, что основные силы Приморской армии не отброшены на восток, не откатываются к городу с противником на плечах, а уверенно закрепляются на рубежах Одесской обороны!
В бои за город армейцы и моряки вступали плечо к плечу. Занял свой участок обороны у Аджалыкского лимана 1-й морской полк. Вышли на огневые позиции шесть подвижных береговых батарей Одесской базы, а пять стационарных повернули стволы своих орудий в сторону суши. Из кораблей базы был сформирован отряд Северо-Западного района, получивший приказ наркома ВМФ - войска на берегу поддерживать до последнего снаряда.
Обстановка подсказывала целесообразность централизованного (насколько это окажется возможным) управления огневыми средствами. Горячим поборником этого был прежде всего Николай Кирьякович Рыжи.
- Авиации у нас немного, танков и вовсе нет, - доказывал он в штарме. - В сущности, артиллерия - единственная сила, которая всегда может поддержать пехоту. Тем важнее собрать эту силу в кулак, иметь возможность сосредоточивать огонь и полевой, и береговой, и корабельной артиллерии там, где он особенно нужен.
Рыжи и его начальник штаба майор Н. А. Васильев легко достигли взаимопонимания с артиллеристами военно-морской базы. К началу <боев на дальних подступах к городу все береговые батареи были включены в зависимости от их калибра и других данных либо в группы поддержки пехоты, либо в группы дальнего действия, управляемые штабом артиллерии армии.
Пока войска выходили на новый рубеж, штаб артиллерии еще не знал, сколько у нас окажется полевых орудий. Особенно тревожила в этом отношении 95-я дивизия: ее артиллеристы, прикрывая пехоту, много раз вели огонь прямой наводкой, и у них могли быть значительные потери. К счастью, оказалось, что артполки и дивизионы сохранили боевую технику почти полностью.
Итог, подведенный полковником Рыжи, был такой: армия имеет 303 орудия (считая и 45-миллиметровые). Небогато, если учесть, что ширина фронта, потом сократившегося, составляла более 150 километров. Однако могло быть и хуже.
Прибавлялось еще 35 орудий береговых батарей (самые мощные имели калибр 180-203 миллиметра и дальность стрельбы до 35 километров). Около 30 стволов насчитывалось в корабельном отряде поддержки.
Мы не располагали пока данными о том, сколько артиллерии стягивает к Одессе противник. Не приходилось, однако, сомневаться, что у врага ее окажется больше, чем у нас (как потом выяснилось, больше примерно в пять раз). Тем дороже было каждое наше орудие.
Немало уже повидали с начала войны пушки, оказавшиеся на одесских рубежах. Многие из них помогали три недели держать фронт на Пруте, а потом на Днестре. Некоторые участвовали в уличных боях в Кишиневе. Другие были буквально на руках пронесены своими расчетами через все преграды в лесистых молдавских горах - Кодрах...
Я уже говорил о предусмотрительности штаба артиллерии. Проявилась она и в том, что на рубежи, занимаемые стрелковыми полками, на их передний край были сразу посланы артиллерийские наблюдатели. Артиллерия как бы приближалась к пехоте, ускорялся вызов огня при отражении вражеских атак.
Предусматривался и широкий маневр огнем: каждое артиллерийское подразделение ориентировалось на поддержку всех, до чьих участков оно могло "достать". Поддержку богдановского полка и береговых батарей, особенно после того как фронт сократился, стала ощущать практически вся Приморская армия. Что это значило, читатель еще увидит. Не только противнику, но и нам самим порой казалось, будто артиллерии у нас больше, чем было на самом деле. Конечно, когда хватало снарядов.
* * *
Группировка противника, наступавшая севернее Тирасполя, не задерживаясь под Одессой, продвигалась дальше на восток. Для штурма города гитлеровское командование, по-видимому, намеревалось использовать в основном войска своего союзника Антонеску.
А тот явно решил обеспечить себе верный успех большим численным перевесом в силах. Штабные разведчики называли все новые неприятельские дивизии, стягивавшиеся к нашему плацдарму: 3, 7, 11, 15, 25-я пехотные, 1-я кавалерийская, гвардейская, пограничная... А на подходе - еще другие (к середине августа вокруг Одессы сосредоточилось уже восемь дивизий и две бригады, в том числе одна танновая).
В то время противник не сомневался, что овладеет городом быстро. Несколько позже в наши руки попал документ румынского командования, в котором предписывалось: "Одессу взять к 10 августа, после чего дать войскам отдых..." Когда мы это читали, назначенный срок был уже позади. Но и не зная точных сроков, в которые враг намечал быть в городе, мы отдавали себе отчет, что он, вероятно, попробует ворваться в Одессу почти с ходу.
Кажется, именно 10 августа в штарм сообщили по телефону о неожиданной посадке на гражданском аэродроме немецкого транспортного самолета. Из него выскочили офицер и полтора десятка фашистских солдат. Паля во все стороны из автоматов, они пытались захватить аэродром, - очевидно, для приема десанта. Бойцы истребительного батальона, охранявшие аэродром, не растерялись и перебили обнаглевших гитлеровцев.