Извлеченное из архива донесение снова передо мной и по-прежнему дышит жаром боя:
"Личный состав геройски сражается с врагом... Вся долина Бельбека устлана трупами немецких солдат и офицеров... Только первый батальон 747 сп истребил около тысячи гитлеровцев..."
Это происходило уже после полудня 8-го. Потеряв со вчерашнего утра тысячи солдат и десятки танков, противник продолжал неистовые атаки. Ласкин влил в поредевшие стрелковые батальоны саперов, красноармейцев из тыловых служб и, наконец, последний свой резерв - курсантов дивизионной школы. Штабисты и политотдельцы дивизии заменили убитых и раненых командиров и политработников подразделений.
Но под непрекращающимися бомбежками и огневыми налетами, в жестоких рукопашных схватках батальоны редели вновь. И там, где не оставалось уже никого, враг продвигался. Так была постепенно захвачена гитлеровцами первая траншея 172-й дивизии, а на некоторых участках и вторая.
Не все тогда видели за этим, что уже сорван расчет врага - натиском ударной группировки сокрушить за день-два нашу оборону на достаточно широком участке фронта перед Северной бухтой. Дорогой ценой, но сорван.
И полковник Ласкин, сделавший для этого все, что мог, не знал, как встретит его командующий армией, когда получил поздно вечером 8 июня приказание генерала Петрова явиться вместе с комиссаром Солонцовым в "домик Потапова".
Предоставлю, впрочем, тут слово самому Ивану Андреевичу Ласкину, передавшему мне страничку своих воспоминаний:
"Мы шли с беспокойством, так как надо было докладывать командарму о потерянных дивизией окопах... Войдя в маленький каменный домик, где тускло горела свеча, сперва не разглядели генерала Петрова, сидящего в группе командиров. А он узнал нас обоих сразу.
Командарм выслушал доклад об обстановке, уточнил, где и на сколько продвинулся противник, расспросил о потерях. Не кривя душой, мы смогли сказать, что ни один боец не оставил своего окопа без приказа.
Иван Ефимович глубоко вздохнул, как-то весь выпрямился и тихо произнес:
- Ведь мы думали, что из вашей дивизии уже никого в живых не осталось под таким огнем. А вы еще фронт держите. Вот это дивизия!
Он подошел ко мне, крепко обнял и расцеловал.
Выйдя из домика, мы с Солонцовым, гордые за пашу дивизию, от избытка чувств расцеловались сами..."
Ласкину было сообщено, что к переднему краю подтягивается этой ночью армейский резерв - 345-я дивизия Гузя. Но о том, что ей предстоит не поддержать 172-ю, а сменить, вопрос пока не вставал: потери последней не были еще полностью учтены.
А вражеский клин, о котором я упомянул выше, начал образовываться на левом фланге 79-й бригады, где ее потеснил - сначала только на несколько сот метров - полк немецкой пехоты с танками.
Потаповцы, ведя оба дня тяжелые бои (на ряде участков - не менее тяжелые, чем дивизия Ласкина, их левый сосед), в основном удерживали остальные свои позиции. Но восстановить стык с 172-и дивизией сил не хватало, а Ласкин помочь им тоже не мог. Контратаки - в них участвовал и переброшенный сюда батальон Перекопского полка - результатов не дали. Тем временем осложнилось положение и на правом фланге потаповской бригады: противник начал вклиниваться между нею и чапаевцами.
Так обозначились на северном направлении первые успехи врага - не такие, какие он рассчитывал к этому времени иметь, но тем не менее представлявшие для нас серьезную опасность.
На остальном фронте обороны неприятельские атаки, предпринятые, правда, не столь большими силами, отражались успешно. Под Балаклавой и у Чоргуня роты гитлеровцев, пытавшиеся вклиниться в наши позиции, попали в окружение. Полк Рубцова, бригады Жидилова и Горпищенко имели пленных и трофеи.
* * *
Еще три дня, до 12 июня, положение на всем правом крыле передового рубежа - от балаклавских высот до центральной части обвода - оставалось стабильным. Все главное, решающее происходило за Северной бухтой. Не считаясь с потерями, немцы стремились расширить свои клинья, рассечь - фронт обороны глубоким прорывом.
Во второй половине дня 9-го командарм ввел в бой на направлении главного удара 345-ю дивизию Николая Олимпиевича Гузя. Ее стрелковыми полками командовали подполковники И. Ф. Мажуло и В. В. Бибиков, майор И. П. Оголь, артиллерийским - майор А. А. Мололкин.
Передо мною документ, подписанный начартом 345-й дивизии В. И. Мукининым. В нем уточняется лишь один эпизод боев, но это дает представление о том, с каким количеством вражеских бронированных машин встречались на своих участках даже небольшие подразделения.
9 июня, говорится в справке начарта, огневой взвод зендива под командой старшего лейтенанта Глущенко принял бой с двенадцатью танками. Зенитчики выдвигались на передний край в качестве противотанкового заслона и имели на вооружении также петеэры. По обстановке они применили в данном случае именно это оружие. Шесть танков взвод уничтожил, остальные не пропустил. Два подбил из ПТР лично командир взвода. Как свидетельствует начарт, потом тот же Николай Саввич Глущенко, комсомолец 22 лет, полтавчанин родом, вывел из строя еще три немецких танка.
А на соседнем участке уничтожили пять танков несколько бронебойщиков во главе с воентехником 1 ранга Анатолием Рожко...
345-я стрелковая сменяла дивизию Ласкина. Стало ясно: то, что от нее осталось, необходимо отвести с передовой и переформировать. Но до середины дня 9-го героическая 172-я продолжала сдерживать натиск врага еще во всей первоначальной своей полосе обороны.
На левом фланге дивизии оборонялся 514-й стрелковый полк Ивана Филипповича Устинова. Я рассказывал, какой было радостью, когда этот командир, тяжело раненный в начале обороны, вернулся в Севастополь с Большой земли. Подполковник Устинов, скромный и твердый характером, беспредельно правдивый, о чем бы ни приходилось докладывать, прекрасный организатор ("Строевая душа!" говорил о нем комдив, и в устах Ласкина это означало едва ли не самую высокую похвалу), и военком батальонный комиссар Осман Асанович Караев, горячий, темпераментный, всегда готовый сам возглавить контратаку, отлично подготовили своих людей к жестоким июньским боям.
После того как дивизию Ласкина сменила 345-я, во всей 514-м полку оставалось в строю полтораста человек. Среди них не было ни Устинова, ни Караева: командир и комиссар пали в бою у полкового НП. Еще раньше мы потеряли, тоже в ближнем бою, командира 747-го стрелкового полка Василия Васильевича Шашло, бывшего крымского пограничника.
Шашло пришел о чем-то договориться на командно-наблюдательный пункт поддерживавшего его батальоны 134-го гаубичного артполка. Им уже командовал начальник штаба К. Я. Чернявский: раненого майора Шмелькова отправили перед тем в медсанбат. И как раз в это время высотку, где находился КНП артиллеристов, обошла большая группа фашистских автоматчиков. Наших, вместе с Шашло и Чернявским, там было семь человек, причем они оказались без связи, не могли вызвать ни подмогу, ни огонь. Однако высотку не сдали. Потом вокруг окопов и блиндажей КНП насчитали больше шестидесяти убитых гитлеровцев. Из семи приморцев остался в живых один комвзвода разведки Лугин. От него стало известно, как сражались до последнего дыхания, истребляя фашистов гранатами, подполковники Шашло и Чернявский и их боевые товарищи.
Подразделениями 747-го стрелкового, пока они находились на переднем крае, командовал военком полка батальонный комиссар В. Т. Швец. Гаубичный полк (он сохранил большую часть орудий и переходил в подчинение комдиву 345-й) временно возглавил помощник начальника штаба капитан Л. И. Ященко.
Некоторое время мы ничего не знали о судьбе Ласкина, Солонцова и начальника штадива 172-й Лернера: когда остатки дивизии начали выводиться из боя, связь с ее командованием оборвалась. Как затем выяснилось, подполковник Михаил Юльевич Лернер был убит... А Ласкин и Солонцов нашлись в медсанбате. Оказалось, танки и автоматчики прорвались-таки и к дивизионному наблюдательному пункту, уже свертываемому (Гузь развернул свой в другом месте). И все, кто там был с комдивом во главе, взялись за гранаты вместе с прикрывавшими НП бойцами разведроты.
В этой схватке было и такое, что, пожалуй, можно представить лишь в той обстановке и на той местности. Танки встречали не только гранатами. Пошли в ход и противотанковые мины, но не врытые в землю, а "управляемые" - на длинных шнурах, позволявших выбрасывать их из окопа, из-за камня или куста, а потом подтягивать под гусеницу. Столь необычный способ использования мин подсказало дивизионным разведчикам, ребятам отважным и изобретательным, само поле боя заросший мелким дубняком скат, где танку нельзя двигаться быстро, а человеку нетрудно замаскироваться на его пути.