Пленные немцы, взятые 7 июня, утверждали: на овладение Севастополем дано пять дней. Что наступление идет не так, как намечено гитлеровским командованием, было очевидно. Мы уже имели сведения об отводе с северного направления разгромленных полков 132-й пехотной дивизии, вместо которых противнику приходилось подтягивать другие войска.
За первые три дня июньского штурма наши артполки и батареи (включая противотанковые, но без зенитных, часть которых также вела огонь по наземным целям) выпустили 55 тысяч снарядов. И это еще не учитывая артиллерию береговой обороны, а она, хотя и произвела не так много выстрелов, имела самые крупные калибры.
До тех пор такая, или близкая к этой, плотность огня создавалась перед севастопольскими рубежами только в последние дни декабря, решившие исход второго штурма. Но в то время еще не возникало особых тревог за подвоз боеприпасов: сообщение с Большой землей было надежным. Знали ли гитлеровцы, что теперь долго вести такой огонь мы не в состоянии?
Так или иначе, перед противником, сосредоточившим для захвата Севастополя 200-тысячную армию с 30 артиллерийскими полками, поддерживаемую сотнями самолетов и танков, уже после трех-четырех дней наступления вставал вопрос: может ли операция "Штёрфанг" продолжаться? Потом Манштейн подтвердил это и в своих мемуарах.
Объявив севастопольцам благодарность за первые успехи в отражении нового штурма, командующий Северо-Кавказским фронтом С. М. Буденный обещал перебросить к нам свежую стрелковую бригаду. Однако прибыть она могла суток через двое, не раньше. Между тем шансы изменить положение в свою пользу представлялись, как мы считали, именно сейчас, пока на направлении главного удара немцы заменяют потрепанные части и не развернули крупных действий в других секторах.
К 10 июня у командарма созрела идея нанести по флангам основного вражеского клина контрудар наличными силами, взяв несколько батальонов с других, относительно спокойных участков. Проверяя себя, генерал Петров поделился этим замыслом с Чухновым, Рыжи, Моргуновым, мною. Все мы его поддержали: ждать более благоприятных обстоятельств не приходилось. А если бы удалось срезать мекензиевский выступ, окружить ближайшие к бухте части немцев, все, чего они добились за четыре дня ценою огромных потерь, свелось бы на нет.
Командующий СОР дал "добро" на контрудар, и я сел за разработку плана, стараясь учесть вероятные изменения обстановки к исходу дня и завтрашнему утру. В штабе артиллерии "колдовали" над схемой огня...
Все делалось в большой спешке. Но время - на рассвете 11-го - было выбрано удачно. В то утро несколько возросла активность противника в южных секторах, а за Северной бухтой, впервые с 7 июня, неприятельские атаки не возобновились. Бой здесь начали мы по своему плану.
Слева, от 30-й береговой батареи, наступала группа полковника Е. И. Жидилова (на исходе ночи он с тысячей морских пехотинцев, с легкими орудиями и минометами переправился через бухту и принял под начало еще батальон из 95-й дивизии). Группу, двинувшуюся справа, из-за кордона Мекензи (ее возглавил подполковник Н. М. Матусевич), составили стрелковые батальоны из полков третьего сектора и сводный танковый, куда собрали большую часть исправных Т-26. Остальные войска за Северной бухтой должны были сковывать противника на своих участках и включаться в контрудар по обстановке.
Не буду пересказывать всех событий этого знойного июньского дня, прошедшего в упорных, кровопролитных боях. Полностью выполнить задачу сомкнуть наши клещи - не удалось: контратакующие группы не встретились. Левая, жидиловская, действовала успешнее. Правая же смогла продвинуться всего на километр: сломить отчаянное сопротивление врага не хватило сил. Как постепенно выяснилось, он успел подтянуть сюда значительные подкрепления.
Контрудар 11 июня, тяжело нам давшийся и не доведенный до конца, не был напрасным. Хотя мы и не смогли удержать станцию Мекензиевы Горы (12-го гитлеровцы заняли ее опять), а также и кордон Мекензи, кратковременный перехват инициативы на главном направлении штурма оттянул продолжение крупных наступательных действий противника за Северной бухтой по крайней мере на двое суток.
Что значил в то трудное время каждый выигранный под Севастополем день для всего юга, а может быть, и не только для юга, осозналось по-настоящему позже. Но как следят в далекой Москве за положением на нашем маленьком, отрезанном от остального фронта плацдарме, как надеются там на севастопольцев, мы ощутили, читая в ночь на 13 июня неожиданную и необычную телеграмму из Ставки, подписанную Верховным Главнокомандующим. Вот ее текст:
"Вице-адмиралу т. Октябрьскому.
Генерал-майору т. Петрову.
Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя - красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням.
Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа.
Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной.
И. Сталин".
Телеграмму сразу же стали передавать на командные пункты дивизий и во все части, с которыми армейский КП имел прямую связь. К утру, отпечатанная типографским способом, она была доставлена во все подразделения, в окопы переднего края.
Приветствие Верховного Главнокомандующего явилось для всех нас большой моральной поддержкой. И наперекор осложнявшейся обстановке крепла вера в то, что, как ни силен враг, мы и в этот раз можем выстоять. Ведь сроки, назначенные гитлеровским командованием для взятия Севастополя, опить срывались. А с Большой земли шла нам подмога.
13 июня начала прибывать 138-я отдельная стрелковая бригада майора П. П. Зелинского. Крейсер "Молотов" и эскадренный миноносец "Бдительный" доставили из Новороссийска два стрелковых батальона, артдивизион, штаб. Корабли прорвались в Севастополь, отбивая атаки бомбардировщиков и торпедоносцев. Но во время стоянки в прифронтовой Северной бухте они подвергались еще большей опасности, чем в открытом море.
За два дня до того у севастопольских причалов были потоплены прямыми попаданиями авиабомб транспорт "Абхазия" и эсминец "Свободный". "Абхазию" бывший пассажирский теплоход, ставший тружеником черноморских военных дорог, ветераны нашей армии помнили с Одессы. Еще там я познакомился с капитаном транспорта бывалым моряком М. И. Белухой. Сколько раз приходил он к нам желанным посланцем Большой земли (только в Севастополь- 16 рейсов!), сколько тысяч раненых благополучно вывез с обороняемых приморцами плацдармов... "Абхазия" счастливая, - говорили моряки. - Ее ничего не берет". А в этот приход судно не успело даже до конца разгрузиться. Наши тыловики с Ермиловым во главе отошли от горящего и тонущего транспорта на последней барже, спасая выхваченные из трюмов ящики с драгоценными снарядами.
Облегчением было лишь то, что людей погибло немного. Врачи и медсестры с "Абхазии" (па ней плавал большой коллектив военных медиков) пошли в инкерманский госпиталь, в медсанбаты.
За новый крейсер, вынужденно посланный в транспортный рейс, флотское командование особенно тревожилось и приняло все меры, чтобы он не задерживался в бухте ни одной лишней минуты.
Но это не означало, конечно, что крейсер придет и уйдет "молчком". Он еще не закончил швартовки, когда корабельные артиллеристы получили целеуказания. И пока с кормы высаживались войска и выгружались боеприпасы (вместе с пополнением прибыло триста тонн снарядов), а потом принимались на борт полторы тысячи раненых, несколько сот женщин и детей, носовые башни главного калибра вели огонь. Сперва - по станциям Бахчисарай и Сюрень, где разведка засекла немецкие воинские эшелоны, затем - по ближним тылам противника, по его позициям, с которых мы ожидали утром очередных атак. По другим целям бил эсминец.
Дав последние залпы уже на ходу, оба корабля ушли невредимыми. И у них было в запасе часа полтора темного времени, чтобы удалиться от крымских берегов.
В ту же ночь в порту ждали "Грузию", самый быстроходный из оставшихся в строю черноморских транспортов (до войны - такой же, как и "Абхазия", пассажирский лайнер). Однако "Грузия" подошла к Севастополю только на рассвете: атакованная фашистскими самолетами в море, она получила повреждения от близких разрывов бомб и потеряла скорость.