Но будь у нас пятьсот - шестьсот тонн снарядов на сутки, можно было бы держаться и с такими силами. А получаем в лучшем случае треть этого. 21 июня я телеграфировал начальнику штаба фронта, что в частях осталось по 10-20 снарядов на тяжелое орудие, по 60-70 на 76-миллиметровые. За следующие два-три дня мизерный запас еще сократился. Каждое утро в пять ноль-ноль (специально установленное для этого время) Николай Кирьякович Рыжи докладывает командарму о наличии боеприпасов, и они распределяют то, что доставили корабли и самолеты. Каждый снаряд - драгоценность!..
Судьба Севастополя решается на море: прорывать вражескую блокаду все труднее даже лучшим боевым кораблям.
С 24 июня началась переброска к нам 142-й отдельной стрелковой бригады полковника Ковалева. Для этого выделены эскадренные миноносцы "Беспощадный" и "Бдительный" и лидер "Ташкент". Им командует запомнившийся мне еще по Одессе смуглый черноусый капитан 3 ранга В. Н. Ерошенко. Командир он смелый и, должно быть, талантливый. Про него Жуковский не раз говорил: "Этот сумеет, этот дойдет!"
"Ташкент" и эсминцы принимали в Камышовой бухте, куда раньше такие корабли никогда не заходили. Бухта тесна, вход узок, а рядом подводные камни. Наскочить на них, застрять в бухте до рассвета означает верную гибель - днем неподвижному кораблю от пикирующих "юнкерсов" не отбиться.
Лидер и эсминцы ходят из Новороссийска кратчайшим маршрутом, вдоль крымского побережья. А ночи сейчас самые короткие в году, и на центральном участке маршрута, наиболее опасном, потому что аэродромы противника очень близко, их не может прикрыть ни кавказская авиация, ни наша. Словом, полагаться надо только на свои зенитки и на стремительный маневр.
В двадцатых числах июня "Ташкент", "Бдительный" и "Безупречный" прорывались к нам трижды. В четвертый раз "Безупречный" не дошел. Разыгралась еще одна морская трагедия: эсминец потопили фашистские бомбардировщики. Шедшие в Севастополь подводные лодки подобрали троих матросов. Из находящихся на борту пехотинцев не спасся никто.
Несут потери на севастопольской коммуникации и подводники. Не пришла одна вышедшая из Новороссийска лодка, через несколько дней - другая... Их обнаруживали акустическими приборами и бомбили вражеские катера.
Подводные лодки доставили в мае - июне две тысячи тонн снарядов. Они начали перевозить и авиационный бензин, заполняя им балластные цистерны. Это сопряжено с большим риском.
Моряки утверждают, что подводные лодки не использовались так еще нигде и никогда. И мы, фиксируя в журнале боевых действий: "Ночью - 52 вылета У-2 и УТ-1, днем четыре Ил-2 и два И-16 вылетали на штурмовку", с благодарностью вспоминаем подводников - это они обеспечивают самолетам возможность подниматься в воздух.
В ночь на 23-е с Северной стороны переправились остатки отрядов, сражавшихся у Инженерной пристани и в Михайловском равелине. Полковник Николай Александрович Баранов, возглавлявший опорный пункт у Инженерной, сразу же вступил в командование сводным полком, который Моргунов и Кабалюк сформировали из личного состава взорванных за бухтой батарей и других своих резервов. В полку полторы тысячи бойцов. Он предназначен для обороны берега от Южной до Карантинной бухты, иными словами - набережных в центре города, включая Приморский бульвар.
Гарнизон Константиновского равелина получил и выполнил приказ продержаться еще сутки. Последние его защитники, пехотинцы и моряки, вплавь добрались до южного берега утром 24-го. Раненых буксировали на буйках от бонового заграждения. Никакой катер к равелину уже не дошел бы - немцы наставили вокруг пушек, а пловцов прикрывала на рейде накатная волна.
За Северной бухтой кроме окруженной 30-й батареи, о положении которой ничего не было известно, держалась еще только Сухарная балка. Фронт прошел по южному склону Мартыновского оврага. А в центральной части Севастопольского обвода противник занял Федюхины высоты.
Немцы вышли на такие позиции, с которых следовало в любой момент ждать от них самых решительных действий.
Но, как видно, наша упорная оборона заставила врага быть осторожнее. Июньский штурм наверняка стоил ему уже десятков тысяч солдат.
"Психические" атаки прекратились: противник еще в большей мере стал полагаться на свое превосходство в технике. Авиационная и артиллерийская подготовка перерастала в обработку какого-нибудь узкого участка бомбами и снарядами в течение целого дня. Только после этого, часто поздно вечером, туда шли танки и пехота. И иногда там уже действительно не было никого в живых.
Так обеспечивал себе враг продвижение в глубь нашего плацдарма. Но еще более медленное, чем раньше.
Сокращение фронта позволило дать частям дивизии Гузя и бригаде Зелинского полдня на приведение себя в порядок. Из остатков подразделений 95-й дивизии формировался резервный полк (фактически - батальон) под командой И. Л. Кадашевича, последнего военкома 90-го стрелкового полка.
Направлением главного удара стало инкерманское. Однако при сократившемся плацдарме тяжелыми последствиями чреват всякий успех противника на любом другом участке.
После того как немцы утвердились на Федюхиных высотах, приобрело еще большее значение как опорный пункт в Червореченской долине селение Новые Шули (Штурмовое). Батальон ив дивизии Скутельника был полуотрезан, и тыловикам долго не удавалось доставить солдатам горячую пищу. Когда кухни наконец прибыли, им обрадовались так, что проворонили внезапную - в темноте, без артподготовки - вражескую атаку...
Командарм приказал Скутельнику вернуть Новые Шули во что бы то ни стало. Это должен был сделать тот самый батальон - резерва комдив не имел. Раненного в ночном бою комбата заменил замначштаба полка М. Лавров. Гитлеровцы успели ввести в деревню два батальона, однако наш, насчитывавший не больше сотни бой-пол, все же выбил их оттуда штыковой атакой. И Новые Шули (там, кстати, находилась последняя действующая насосная станция севастопольского водопровода) удерживались еще трое суток.
У Скутельника был очень надежный сосед справа - стойкая, сплоченная бригада Жидилова. Полковник Жидилов стал в конце июня генерал-майором. Мне довелось первому сообщить ему об этом по телефону, но Евгений Иванович как будто даже не очень обрадовался. Не такое было время!.. Несколько дней спустя, уже за Сапун-горой, генерал Жидилов стоял у пушки единственной уцелевшей из артдивизиона его бригады - и вместе с последним бойцом орудийного расчета стрелял оставшимися снарядами...
Боевой товарищ Жидилова - военком Ехлаков (теперь - бригадный комиссар) был уже в госпитале на Большой земле: Николая Евдокимовича вывезли из Севастополя с раздробленной ногой на подводной лодке.
...Наступление на Инкерман со стороны Мартыновского оврага создало тяжелое положение в третьем секторе. За 26 июня на его позиции было сброшено свыше двух с половиной тысяч крупных бомб. 3-й мореной полк С. Р. Гусарова вел бои в окружении. Не легче приходилось и батальонам 8-й бригады полковника П. Ф. Горпищенко и полкового комиссара П. И. Силантьева.
Это на ее участке находилась высота, где группа краснофлотцев держала, как говорили потом, "каменную оборону". "Каменную" потому, что, израсходовав патроны и гранаты, бойцы собрали груду крупных камней и забрасывали ими пытавшихся подняться наверх фашистов. Мне рассказывали, как немолодой Горпищенко сам пробрался на эту высоту, чтобы ободрить бойцов, и не приказал, а попросил еще немного продержаться, а уходя, отдал им свой личный автомат.
В один из этих дней за Северной бухтой прогремел мощный взрыв, заваливший обломками окал основные штольни Сухарной балки - старинного флотского арсенала. В штольнях все было подготовлено к взрыву, там оставалась лишь небольшая группа наших людей. Гитлеровцы подобрались к одному из входов в склады внезапно, и моряк из команды подрывников, оказавшийся лицом к лицу с врагами, принял подсказанное ему сердцем решение. Жертвуя собой, он переключил взрывной механизм на немедленное действие. Потом установили, что это был краснофлотец Александр Чикаренко.
То, что Сухарная балка оставалась в наших руках восемь-девять дней после того, как немцы вышли на соседние участки побережья, не только задержало их переправу через Северную бухту. Лишь благодаря этому продолжал работать спецкомбинат No 1 - подземный военный завод, расположенный как раз напротив, в штольнях Троицкой балки, за неширокой тут бухтой.