В этом был свой резон. И все же в условиях одесского плацдарма, вероятно, имело смысл возложить ответственность за инженерное оборудование позиций на того, кому их оборонять, - на Приморскую армию.
Возвращаясь из 95-й дивизии, я думал о людях, с которыми встретился, о Василии Фроловиче Воробьеве.
Ему очень трудно. Многое приходится делать не так, как виделось с академической кафедры или на штабных играх. Но Воробьев, никогда раньше не командовавший дивизией, оказался в сложнейшей обстановке на высоте положения. Дивизию крепко держит в руках, действует осмотрительно, расчетливо использует наличные силы.
Не в характере Василия Фроловича объезжать каждый день полки и батальоны, лазать по траншеям. Однако, если не подведет связь, положение подразделений ему всегда известно. Он анализирует результаты каждого боевого дня, лично ведет учет потерь, стараясь понять, почему на одних участках они больше, чем на других, и вообще стремится из всего извлекать уроки.
Война уже научила его не пренебрегать ничем, что способно усилить наши удары по врагу. Можно себе представить, как отнесся бы Василий Фролович к обшитым железными листами тракторам, покажи ему кто-нибудь их в мирное время... А теперь рад, что его дивизия получила несколько грохочущих машин, и просит еще - убедился, что и таких танков фашисты боятся.
Сейчас его заботят пулеметчики. Не те, что перешли из ТИУР, а расчеты, укомплектованные за последнее время. Там есть, по его словам, люди не только плохо обученные, но и такие, которым не хватает выдержки. А каждый пулемет слишком много значит при отражении вражеских атак, чтобы можно было с этим мириться. И комдив уже решил: потребует от командиров полков лично проверить пулеметные расчеты - пусть бойцы знают, что пулеметчик не подведет никогда.
Другая забота Воробьева - снайперы. Он уже поставил полкам задачу: иметь хотя бы одного-двух снайперов в каждом взводе. Это положит конец общей, часто безрезультатной пальбе по высунувшемуся из неприятельского окопу солдату одиночные цели будут быстро и с минимальным расходом патронов поражать самые меткие стрелки.
Еще две-три недели назад вопрос о снайперах вообще не возникал под Одессой. Снайперы нужны там, где существует устойчивый фронт, прочная позиционная оборона. И это хорошо, что они нам понадобились.
С передовой везу в штарм любопытный документ - экземпляр неприятельской листовки, которую разбросал самолет над нашими позициями. Листовок сбрасывалось немало и раньше, у наших разведчиков их уже целая коллекция. Но эта довольно примечательна. Командование 4-й румынской армии грозится: если мы не сдадим Одессу к 10 сентября, то сюда "придут крупные силы германской армии...", С одной стороны, похоже на ультиматум, даже срок назначен. И в то же время - совсем откровенное признание своей неспособности нас одолеть: пугают немцами!..
* * *
Большое село Дальник растянулось на несколько километров. После заката, когда над степью быстро сгущаются сумерки, главная сельская улица почему-то кажется особенно длинной - едешь, едешь, и нет ей конца.
День выдался еще по-летнему знойным, а сейчас потянул ветерок со стороны довольно близкого отсюда моря и повеяло приятной прохладой. Наверное, раньше в такие погожие вечера высыпала на улицу молодежь, голосистые парни и девчата заводили песни... Теперь село притихло, жителям, которые тут остались, не до гулянок. Фронт совсем близко, отчетливо слышны орудийные выстрелы.
В Дальнике - командный пункт 25-й Чапаевской дивизии и Южного сектора обороны. Капитан Безгинов, свой человек в этих местах, уверенно показывает водителю, где повернуть к хате генерала Петрова. Если не застанем его тут, пойдем со связным на НП, оборудованный за селом.
- А я только что от Мухамедьярова, из тридцать первого полка, - говорит, поздоровавшись, Иван Ефимович. - Успел, правда, уже освежиться. Приспособился, знаете, принимать ванну в хозяйском корыте. Совсем неплохо после того, как пропылишься за день!
Петров верен себе - непрерывно разъезжает по фронту сектора, проводя большую часть, дня в полках, в батальонах. Командарм Софронов, побывавший здесь недавно, обнаружил, что Иван Ефимович, пренебрегая ради быстроты кружными путями, проскакивает простреливаемые пулеметным огнем участки, присев на подножке своей эмки за кабиной. Кажется, Петров предлагал и Софронову добраться таким способом до батальона, куда они направлялись. Георгий Павлович возмутился и потом рассказывал мне:
- Отчитал я его. Ты же, говорю, не комбат все-таки, а командир дивизии, так вот помни об этом и путешествовать на подножке брось. Обиделся. Перешел на официальность: "Понял, товарищ командующий!" Но нельзя же так. Там и крюка-то всего километра четыре надо было сделать...
Теперь я подумал, что в способах передвижения Ивана Ефимовича по фронту вряд ли что-нибудь изменилось. Но в Конце концов командир дивизии поступал так, как считал нужным и привык.
Мы подошли к карте, и Петров заговорил об участке, который и его, и штарм особенно волновал: о районе Ленинталя. Захватив в конце августа это селение, противник довольно глубоко вклинился между нашими 31-м и 287-м стрелковыми полками. Сомкнуть их фланги на прежних позициях никак не удавалось.
Иван Ефимович был неспокоен, и, как обычно в таких случаях, давала о себе знать старая контузия: он кивал не в такт речи головой и должен был время от времени поправлять съезжавшее пенсне. Характеризуя обстановку, Петров пользовался короткими, словно рублеными, фразами:
- Вклинившийся противник успел закрепиться. На выступе имеет окопы полного профиля. Много минометов и автоматического оружия. Пехоты - не менее двух полков. Наращивание сил продолжает. В случае прорыва к Сухому лиману, чего можно ожидать, наш левый фланг оказался бы отрезанным...
То, что этот клин чреват для нас большими неприятностями, не подлежало сомнению. Попытки ликвидировать его продолжались. Однако атаки, предпринимаемые чапаевцами, в том числе и ночные, давали пока незначительные результаты. И Петров, видимо, не был уверен, что сможет восстановить положение наличными силами.
Я же не мог обнадежить его перспективами существенного увеличения этих сил в ближайшее время. Два из трех полков кавдивизии, номинально числившейся армейским резервом, и так находились в распоряжении Петрова. А о возвращении из Восточного сектора Разинского полка не ставил больше вопроса и сам Иван Ефимович: знал, что сейчас это невозможно. Правда, продолжали прибывать маршевые батальоны, в Южный сектор получал из каждого эшелона свою долю. Однако этого хватало лишь, чтобы поддерживать на терпимом уровне численный состав имеющихся частей.
После требования Генерального штаба полностью использовать все местные ресурсы (оно содержалось в полученной недавно телеграмме Б. М. Шапошникова) Военный совет ООР пересматривал забронированные контингенты предприятий, работавших на оборону. Я сказал, что оттуда мы, очевидно, получим еще некоторое число бойцов, но оружия для них сейчас нет.
Петров улыбнулся - впервые с начала беседы - и заверил, что оружие найдется, были бы бойцы. В связи с этим он рассказал, как некоторое время назад выделил для 31-го полка двести или двести пятьдесят прибывших из города ополченцев, но, прежде чем посылать их, запросил командира, есть ли столько винтовок. Тот ответил, что вооружить немедленно сможет лишь половину. Однако выручил другой полк - 287-й, поделившись оружием с соседом.
- Там, - объяснил Иван Ефимович, - новый командир Ковтун и комиссар Белашов организовали ночные вылазки в ничейную полосу. Специально за оружием. Не секрет - раненого у нас не всегда еще выносят с винтовкой. Ну и вражеским оружием не брезговали - тоже может пригодиться. В общем, создали небольшой собственный арсенал. Я про него узнал, только когда они похвастались, что, сколько ни пришлю пополнения, вооружат. Кое-что у них есть в запасе...
Генерала Петрова интересовало, каковы у армии виды на дальнейшее получение боеприпасов для артиллерии. По-видимому, он опасался, как бы не повторилось положение, создавшееся в августе, когда некоторые орудия вообще замолчали, а большинство других было посажено на жесточайшую норму - снарядов ряда калибров оставалось меньше одного боекомплекта. Для Ивана Ефимовича эти трудности совпали с первыми днями командования Чапаевской дивизией. Причем тогда - фронт был под Кагарлыком и Беляевкой - полкам Южного сектора еще не могли помочь огнем корабли.