Дальше следовали пункты с вытекавшими из этого решения практическими указаниями. Первый из них гласил:
"Храбро и честно выполнившим свою задачу бойцам и командирам Одесского оборонительного района в кратчайший срок эвакуироваться из Одесского района на Крымский полуостров".
Командующему 51-й армией предписывалось бросить все силы для удержания Арабатской стрелки, Чонгарского перешейка, южного берега Сиваша и Ишуньских позиций до прибытия войск ООР; командующему Черноморским флотом - приступить к переброске войск и материальной части ив Одессы в порты Крыма. Вооружение и армейское имущество, которое нельзя эвакуировать, надлежало уничтожить.
Иногда приходится читать, что решение Ставки оставить Одессу явилось для участников обороны и даже для ее руководителей неожиданным. Но спорю, может быть, для кого-нибудь оно было именно таким. Однако про себя сказать этого не могу. Развитие событий на юге за предшествовавшие дни постепенно подготавливало и к такой возможности.
Пусть в общих чертах, без подробностей, но мы знали, какое положение складывается в Крыму, уже отрезанном на суше и связанном с остальной страной, как и наш плацдарм, лишь морем. А если немцы ворвутся в Крым, как снабжать тогда Одессу? И оправдано ли распыление отнюдь не безграничных морских транспортных ресурсов уже сейчас, когда и для питания армии в Крыму, очевидно, необходимы крупные перевозки с Кавказа? Такие мысли волей-неволей возникали при взгляде на карту, если отвлечься от того, что происходило на самом одесском плацдарме.
Да, мы могли удерживать его и впредь - сейчас в этом не было никаких сомнений. Но только при бесперебойном сообщении с Большой землей. Причем доставлять оттуда кроме боеприпасов требовалось также и продовольствие, фураж, горючее - наличные запасы всего этого почти иссякли.
А обстановка на черноморских коммуникациях становилась все более сложной. У противника появились самолеты, охотящиеся за нашими судами. В памяти свежи были тяжело пережитые потери кораблей в день высадки десанта и раньше. И уже не раз приходило на ум: если так пойдет дальше, не приведет ли удержание Одессы к слишком большому, не восполнимому в условиях войны ослаблению Черноморского флота?
А из директивы Ставки выяснилось и другое: сил 51-й армии недостаточно, чтобы удержать Крым. Адмирал Левченко, который только что сам был на севере Крымского полуострова, сообщил, что наши войска отходят на Ишуньские позиции, где нет надежных оборонительных сооружений.
Быстрое оставление Перекопа потрясло нас и казалось непонятным: он с юности вошел в сознание как неприступная твердыня. Но раз уж так вышло, что мы не удержались на Перекопе и есть угроза потерять Крым, дальнейшее пребывание целой армии под Одессой становилось неоправданным.
В такой обстановке представлялось разумным, обоснованным предложение, которое внес в Ставку Военный совет Черноморского флота - это он поставил перед Верховным Главнокомандованием вопрос об оставлении Одессы. Приморская армия продолжала сковывать крупные силы противника. Сейчас - более крупные, чем когда-либо раньше. Однако для обороны Крыма она стала еще нужнее.
Слов нет, после того как армия вместе с флотом отстояла Одессу, после того как мы уверились, что не пустим в нее врага, сдавать город было неимоверно тяжело. По-человечески я понимал тех, кто, получив директиву, еще не хотел верить, что наш уход отсюда неизбежен. Как сказал Шишенин, моряки, а также секретарь обкома партии А. Г. Колыбанов надеялись убедить Ставку и командование флота, что оборону города надо продолжать. Им хотелось верить: Крым выстоит и без наших дивизий, как выстояла в свои критические дни Одесса.
Заседание Военного совета, прерванное, чтобы проанализировать создавшуюся обстановку, возобновилось через несколько часов. Поборов свои чувства и шире взглянув на вещи, все уже были готовы обсуждать способы выполнения новой задачи в практическом плане.
Задача эта была труднейшей, на первый взгляд - почти невыполнимой. Услышав от Шишенина "Одессу оставляем", я невольно подумал: "А как уйдем?"
Продолжать оборонять город от превосходящих нас вчетверо вражеских сил, вести бои даже на уличных баррикадах - все это казалось проще, чем суметь без больших потерь вывезти войска с пятачка в неприятельском тылу. А весь смысл был именно в том, чтобы обойтись без больших потерь - только боеспособная армия могла помочь Крыму.
Мы знали, чем кончилась год назад попытка англичан эвакуировать свою армию из Дюнкерка. Впрочем, думалось не об этом печальном опыте, а о наших конкретных условиях. Надо было как-то перехитрить противника, .имевшего реальную возможность не выпустить нас в Крым...
Над планами эвакуации и их обеспечением предстояло еще много работать. Но начать отправку войск требовалось немедленно, в те же сутки. С Большой земли уже вышла первая группа транспортов, и следующей ночью они ожидались в Одессе.
Чтобы быстрее помочь 51-й армии, решено было в первую очередь отправлять самую боеспособную из наших дивизий - 157-ю. Сразу после заседания Военного совета ее командира Д. И. Томилова и комиссара А. В. Романова вызвали на КП.
Общие сроки эвакуации в директиве Ставки не указывались, из чего следовало, что определять их надо самим. Но пока еще не выяснилось, когда и сколько транспортных средств в состоянии предоставить флот. Поэтому наш первоначальный план не мог быть подкреплен точными расчетами.
Ориентировочно он предусматривал отправку до 6 октября полков 157-й дивизии и приданной ей артиллерии, а также всех раненых. В течение следующего этапа - с 7 по 15 октября должны были эвакуироваться тылы армии и военно-морской базы, тяжелая боевая техника, инженерные и строительные батальоны, квалифицированные рабочие, остававшиеся в городе семьи военнослужащих, партийного и советского актива. На последний этап - с 16 по 20 октября - оставалось самое сложное: вывод из боя и отправка на Большую землю основных сил армии и частей прикрытия.
Когда обсуждался этот план, претерпевший потом значительные изменения, поступили телеграммы от наркома Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецова и начальника Главного политуправления ВМФ И. В. Рогова. Они требовали обратить особое внимание на скрытность эвакуации, предостерегали от повторения ошибок, допущенных при оставлении Таллина (там балтийцы потеряли ряд кораблей и транспортов, в частности, из-за того, что они уходили в дневное время).
Безотлагательно, одновременно с принятием мер по выполнению директивы Ставки, потребовалось решить, как быть в изменившейся обстановке с подготовленным контрударом в Южном секторе. Прежний план в любом случае нуждался в пересмотре, поскольку на 157-ю дивизию в полном составе рассчитывать уже не приходилось.
Командование ООР решило: контрудар наносить. Теперь это приобретало новый смысл - наступление должно было ввести противника в заблуждение относительно наших дальнейших намерений. Но цель ставилась гораздо более скромная: для разгрома неприятельской группировки, противостоявшей нашему левому флангу, остававшихся сил было явно недостаточно.
К середине дня 1 октября была готова новая плановая таблица боя. Вскоре исполнители получили ее вместе с боевым приказом.
Все начиналось 2-го утром. Основной удар наносила в па-правлении Ленинталя Чапаевская дивизия с приданным ей одним полком 157-й. В распоряжении генерала Петрова находились дивизион гвардейских минометов и танковый батальон. Слева от чапаевцев наступала кавдивизия. Кроме артиллерии атакующих дивизий их поддерживали с правого фланга дивизионы Западного сектора, а также богдановцы, береговые батареи, два бронепоезда и 422-й тяжелый гаубичный полк - тот, что прибыл вслед за дивизией Томилова и в боях еще не участвовал.
Дмитрий Иванович Томилов очень расстроился, узнав, что его дивизия должна покинуть Одессу, да еще раньше всех. Когда его спросили, какой из стрелковых полков он предлагает оставить для участия в контрударе, комдив назвал 384-й полковника Аксенова, как самый лучший. Другой полк дивизии мы выводили пока в армейский резерв. А третьему предстояло вместе с легкими артиллерийскими батареями погрузиться этой же ночью, за несколько часов до контрудара, на "Украину", доставившую нам снаряды, п на "Жан Жорес", только что пришедший с грузом продовольствия.
Поздно вечером на КП армии приехал Иван Ефимович Петров. На это он испросил разрешения у командарма, после того как получил боевой приказ и плановую таблицу боя. Командиру Чапаевской дивизии, решавшей завтра основную задачу, хотелось о чем-то переговорить лично с Софроновым.