Глава 1
Алексей Кадочников часто навещал родителей, да и что ему было ещё делать: с женой он разбежался лет десять назад, работал в Москве на стройке вахтовым методом 10 через 10. Детей они не нажили, то супруга училась, то защищалась, то, маялась в поисках работы, а потом ссылалась на то, что нет у них серьезного базового фундамента, т. е. зыбко всё под ногами в финансовом плане. Это, конечно, всё отговорки - любви не было, а были лишь одни соглашения и обязательства, оттого и рассталась холодно, словно две юридических стороны между собой трудовой договор расторгли. «Вам налево, мне направо, ну и до свидания!» Лешка об этом ничуть не сожалел, сам погрузил ей в «газель» то, на что указала она пальцем: стенку, диван, холодильник. А вот квартиру - извини, подвинься - завещание покойной тетушки, тут хоть Падву, хоть Падлу найми, хоть Плевако-Задаваку, а дело не выгорит. Мебель же дело наживное. Зарабатывал Лешка хорошо, уже через полгода всё купил утраченное, даже ещё лучше. Приедет он, бывало, со стройки - десять дней в пустой квартире не стены же сторожить? В деревню, к родителям, пока живы. Что же касается бывшей жены, то на неё Лешка плюнул и забыл, и даже, когда тоска одиночества подкатывала к сердцу, вспоминал о ней лишь в самую последнюю очередь и то лишь по части плотских утех. А жизнь между тем шла, даже не шла, а летела, как пустая бочка, пущенная с горы, стремительно и бестолково. Ему было уже 35 лет, у его товарищей-одногодок уже были почти взрослые дети и им можно было объяснить, ради чего они стоят и в дождь и снег по 12 часов в сутки на стройплощадке, возводя столичные небоскребы, а он? Для чего он месит, как проклятый, резиновыми сапогами грязь новостройки, спотыкается об арматуры и спит на деревянных нарах в вагончике? Мать с отцом в деньгах особенно не нуждались, им в деревне при своем хозяйстве и пенсий хватало. Разумеется, деньги лишними не бывают и человек должен трудиться: пахать, строить дома, шоферить, но это в общечеловеческих масштабах, а в личной жизни? А тут ещё мать подливала масла в огонь: - Жениться тебе нужно, хозяйка в дом нужна. Хорошо мы с отцом живы, а помрем, и голову приклонить негде будет. Ты и так, дурачок, сколько годком из жизни выбросил, пока это пустоцвет обхаживал. А она мне сразу не глянулась, даром, что на вид справная, так себе ни рыба, ни мясо, ни ласковая, ни приветливая, никогда не поинтересуется ничем. Иные невестки приедут к свекрови спины не разгибают и грядки прополют и божницу нарядят. А эта сидит на лавке с книжкой, вздыхает. Небось, некогда было бы тебе вздыхать, когда бы двое-трое ребятишек на руках сидели... От подобных речей сын лишь морщился и, молча, брал из амбара удочки и шел на речку. - Куда это малый пошел? - спрашивала мать у отца, который в саду отбивал косу, щурясь и поплевывая на жало. - На речку! - зло отвечал тот, - От тебя кто хочешь уйдет! Чешется у тебя язык - найди себе какую-нибудь товарку. Новостей в деревне, наверно, тьма накопилось - вот и наговоритесь досыта. - А что я такое сказала, что ему жениться надо, так и впрямь надо. А ты боишься, как бы внуки не пошли, не дадут тогда тебе с кобелем играться. Тут к Марьянке Кнутовой внучка приехала, правда, она какая-то там дальняя родня приходится, думается, мой прадед был двоюродным братом марьянкиного деда или наоборот. - Что наоборот? Ты хоть думаешь, что ты мелешь? Если они были братья, как наоборот может быть? Сестры что ли? Что ж у тебя язык?! Лишь бы только что сказать! - сердился отец. - Наоборот, это значит, марьянкин прадед моему деду с родни приходился. - Сходи, справься в государственном архиве, там родословная есть всех княжеских фамилий, кто кому приходился. Ты у нас кто Голицына или Трубецкая? Господи, от неё и покойникам житья нет! - Я - Остолопова, потому как за тебя замуж вышла, а вышла бы за умного и фамилия моя была Разумейкина. Я говорю, внучка марьянкина, хорошая такая бабенка, и разведенная, правда, с ребеночком, но ничего своего наживут. Вот я и думаю, как бы их свести. - Тьфу! Без тебя сойдутся, коли суждено. А таких хорошеньких да с ребеночками по России, как грязи и все дельные, да рукодельные, пока в дом не приведешь. Не лезь к малому! Без тебя жениться. - Он уж раз женился. А тебе лишь бы только мне поперек сказать. Кадочников старший - Иван Петрович, демонстративно отвернулся от супруги, как бы давая понять, что разговор окончен, наклонил голову, размазал плевок по косе и принялся стучать по нему молотком. Ему было чуть за шестьдесят. Это был ещё крепкий, коренастый мужик с выбивающимися из-под выгоревшей кепки седыми волосами. Мать - Анна Семеновна еще немного постояла возле супруга, но вместо продолжения беседы услышала лишь ритмичное тюканье молотка, потом она пошла вглубь сада и там долго смотрела в сторону речки, где темнел лес. Мать словно что-то прикидывала в уме и в такт своим мыслям чуть кивала головой. Ей очень хотелось сделать сына счастливым, даже вопреки его воле. Понятно, что так не бывает. А вдруг очень даже бывает? Кто же кроме родной матери ему поможет? Анна Семеновна смотрела на горизонт и улыбалась, той самой нежной и грустной улыбкой, которой способны лишь улыбаться матери - всё знающие, всё видящие, всё прощающие. Понятно, сын как-то перегорел к женщинам и слышать о них не хочет, но тут нужно найти какой-то способ, подтолкнуть его к единственно верному решению, что жизнь-то продолжается. Иной раз яблони в саду буря пополам расщепит и, кажется, никогда она уже не наполнится соком жизни, но смотришь по весне - цветет, и яблоки-то какие на ней бывают - крупные да сочные, вопреки всему. Время лечит. Анна Семеновна всюду искала какой-то приметы, подсказки, знака проведения, нечто вроде божественного указателя в какую сторону ей двигаться и материнское сердце-вещун, намекало ей, что рядом, совсем близко оно - это знамение, указательный перст судьбы, только она его почему-то пока не видит. Не открывается он ей до поры, до времени. Её взгляд то скользил по крышам и садам родной деревни, то устремлялся в поля, к горизонту, обрамленному лесами и синими борами, то присматривалась к родному саду. Но, увы, все было обыденно и даже однообразно скучно. Ключ от счастья её сына не был пока найден. Урожай картошки в этом году собрали быстро. Бог дал, постояла погодка в сентябре. Огурцов с помидорами насолили, грибами запаслись, варенья наварили. Правда, яблоки не зародились, но яблоки не картошка и без них обойтись можно. Впрочем, в местности всей поросшей садами и яблок для себя заготовили: замочили антоновку, положили в лежку пепин-шафран. Весь октябрь лил дождь - погожие дни можно было пересчитать по пальцам одной руки. Потом встретились две сестры зима и осень. С утра дождь, в обеде на часок выглянет усталое солнце и тут же неизвестно откуда, как грибной дождь при ясной погоде, начинает сыпать первый легкий снег - зима тост говорит, но осень на правах хозяйки, меняет разговор за столом и тяжелыми обложными тучами вновь затягивает небо. На зимнюю Казанскую, 4 ноября, гулял, видно, на их беседе северный ветер, а он во хмелю буйный и решил силою своей перед сестрами красавицами похвастаться. Давненько не видели в нашей округе такой бури. Ветер ломал деревья, как спички: клены, тополя, бросал сестрам под ноги, словно ветки сирени, но больше всего досталось тучным и вездесущим, неприхотливым деревенским лозинкам. Неизвестно, чем они досадили загулявшему ветру, но он просто разрывал их пополам, разваливая до самого основания. С глухим стоном, ломая сучья, валились они на землю, на террасы домов, на крыши сараев. От пьяного ветра решили не отставать и сестры, и мы-де не лыком шиты и тоже пустились в пляс и пошла потеха: припустил дождь, в окна домов застучал град, а в жидком и тоскливом свете редких уличных фонарей шапками повалил снег. Дом Кадочниковых содрогался под напором бури: в рамах дребезжали стекла, крыша напряженно гудела. - Господи, только бы выстоял наш домишко! Мать Царица Небесная, Пресвятая Богородица оборони людей своих, сохрани и помилуй, - молилась мать. - Ничего. Наш-то выстоит, у нас крыша низкая, - успокаивал отец, - А вот тем, дуракам, которые себе мансард понастроили, да ещё на северно-южную сторону несдобровать: парусность-то какая, вообще улететь можно. И словно в подтверждение его слов, ветер отломил огромный сук и у росшей перед домом лозинки и бросил его на электрический столб, вывернув его из земли. В небо взвился фейерверк искр и во всей деревни погас свет. Припаркованный у дома алексеев «фольксваген» истошно завыл сигнализацией и замигал фарами сигнал «SOS». Лешка выскочил на улицу. С машиной ничего страшного не случилось. Пришлось лишь отключить сигнализацию, чтобы не верещала понапрасну. На улице и впрямь творилось что-то неописуемое: трещали кусты, валились деревья, и всё это происходило в кромешной тьме. Казалось, что в саду гуляет какой-то великан и от его тяжелой поступи гудит и содрогается земля. Потом отец с матерью затеяли браниться. Ругались они не со зла, а скорее, скуки ради. Это было у них такое обычное развлечение. Иван Петрович затеял топить лежанку, но забыл загодя принести сухих дров из сарая. Можно было бы сходить и сейчас, но Анна Семеновна потеряла от сарая ключи. Теперь отец пытался разжечь сырые чурки, найденные им возле дома, а мать силилась вспомнить, где же она могла оста