Володя был человек стойкий, мужественный, но волнение одолевало его. Голос его дрожал, две-три паузы оказались затянутыми, но логика выступления от этого не пострадала, и он вскоре сумел овладеть собой в полной мере.
Сталин взял со стола лист бумаги, карандаш и что-то записал. Возможно, он записал что-то, совершенно не имеющее отношения к выступлению Шунько, но всем нам, сидящим в зале, показалось, что именно наш оратор высказал мысль достойную внимания вождя. Краем глаза и сам Шунько заметил движение руки Сталина, и, вероятно, это ободрило его.
К удовлетворению Президиума Шунько закончил свое выступление здравицей во славу Сталина. Все опять захлопали и дружно встали. Встал и Сталин, но вся фигура его оставалась неподвижной, и было такое впечатление, что все происходящее его абсолютно не трогает.
Шунько вернулся на свое прежнее место рядом со мной. Выступление далось ему тяжело, он был в поту, лицо пылало, руки были мокрыми и дрожали.
После Шунько выступили еще три товарища. Их выступления и по форме, и по мысли уступали речи нашего делегата, и мы отметили это про себя с чувством удовлетворения: «Наш-то выступил куда лучше!»
Сталин во время этих выступлений несколько раз склонял голову то в сторону Молотова, то в сторону Косарева и что-то говорил им, по-видимому, очень краткое, мимолетное.
И вдруг, когда один из выступавших закончил речь так же здравицей в честь Сталина, из зала послышался звонкий голос:
— Просим товарища Сталина выступить!
Этот возглас потонул в аплодисментах, но когда они чуть притихли, послышался новый возглас: «Даешь товарища Сталина!»
Сталин слегка приподнял голову, насторожился, и когда снова послышались из разных мест зала голоса: «Даешь товарища Сталина!», стремительно направился к трибуне. Теперь он был совсем рядом со мной, и я хорошо видел его, так как он стоял вначале не за трибуной, а около нее.
Он был сильно рассержен. Густые усы его в нервном тике подергивались, и лицо его, минуту тому назад невозмутимое, спокойное, исказилось. Отчетливо обозначились на коже следы от перенесенной когда-то в детстве оспы. Крупный, выразительный нос заострился. Сталин долго стоял молча, а зал внимал этому молчанию, затаив дыхание. Напряженное ожидание показалось таящим в себе что-то грозовое, необычайное.
Наконец Сталин сделал шаг назад и теперь оказался за трибуной.
— Насильно старика заставляете говорить! Вы думаете, мне легко? Вышел, чего попало наболтал, ушел. — Сталин каждое слово отделял большой паузой, дышал с натугой. — Слушал я ваши выступления и не понимал: о чем вы говорите? Зачем вы подводите итоги пятилетки? Я уже подвел их в докладе на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК. Почему толчетесь на одном месте? Не смотрите назад, глядите вперед… Что мы ждем от комсомола на селе? — задал вопрос Сталин и в своей обычной манере начал перечислять наши задачи: во-первых, во-вторых, в-третьих… — Машин на селе становится все больше и больше и часто они в плохой сохранности. Надо научиться беречь технику, чтобы каждая машина в любой час могла исполнять свою работу… Часто машин достаточно, а работать на них некому. Кому, как не комсомолу, сесть за штурвалы машин. Лучших ребят и девчат надо бросить на это… Мало культуры у нас на селе. Клубы, библиотеки, избы-читальни в плохом состоянии. Привести их в должный порядок… Пусть ключом бьет на селе новая жизнь!
Сталин говорил не больше пятнадцати минут. Тон его голоса не менялся: он звучал, как упрек, как выговор.
— Поменьше болтайте об итогах пятилетки, побольше практических дел — ежечасно, ежедневно… Желаю успехов нашей комсомолии! — Сталин впервые оторвал руку от борта своего пиджака, поднял ее слегка выше головы, потом так же резко вернул ее на прежнее место и столь же стремительно, как шел сюда, неслышными шагами покинул трибуну.
Мы все вскочили и громко рукоплескали. По залу разносились голоса: «Да здравствует великий вождь советского народа товарищ Сталин!», «Спасибо товарищу Сталину за мудрые указания!», «Ура товарищу Сталину!».
Когда овация затихла, Александр Косарев сказал краткое, но прочувствованное слово благодарности Сталину за его советы, которые, как и всегда, важны для комсомола, поскольку каждое указание вождя — это руководство к действию. Комсомол, без сомнения, ответит на речь товарища Сталина горячей, увлеченной работой во имя торжества коммунизма.