Мимо проносится подъезд, лестница, выходим на улицу и оказываемся в тёплой вечерней свежести. Здесь я делаю первый полноценный вдох.
— Я рядом, — слышу голос Артёма. — И не дам сделать тебе плохо.
Я сейчас вообще ничего не понимаю. Очень хочется верить, что всё это просто глупый сон, ночной кошмар. Там можно и верхом на кабачке в Париж уехать, с самым что ни есть серьёзным лицом.
Вдруг я и правда не проснулась? Как сделать это сейчас? Ущипнуть себя?
Пробую прихватить бедро сквозь лёгкие трикотажные штаны, в которых я ходила по дому. Получается очень-очень больно, наверно до синяка, но желанной свободы от кошмара я не получаю.
Слышу пиликанье брелка. Артём открывает передо мной дверцу машины, помогает сесть и сам пристёгивает. После этого ставит сумку на заднее сидение и садится за руль.
Прежде чем завести двигатель, он поворачивается и берёт меня за руки. Ничего не говорит, пронзительно смотрит в глаза. Я пытаюсь выдержать взгляд, но ничего не выходит, и я отворачиваюсь. Зрение расплывается.
Артём цыкает и отстёгивает меня, после чего снова выходит из машины. Я сглатываю, пытаясь загнать слёзы обратно, но ничего не выходит. Маньяк открывает заднюю дверь, перекладывает мою сумку в багажник, потом берёт меня на руки и пересаживает назад. Садится рядом и обнимает. Я вяло сопротивляюсь, пытаясь отстраниться, он не пускает. Прижимает к себе, вынуждая уткнуться лицом в его плечо, одной рукой гладит по спине, второй по волосам.
— Маленькая, — тихо и бархатисто шепчет на ухо. — Сколько же всего на тебя свалилось. Не держи. Отпусти. Я хочу взять часть твоей боли на себя.
— Зачем? — мой голос дрожит. — Зачем тебе это? У тебя своя семья, ребёнок. Что тебе до меня? Ты же должен… не знаю, что…
— Всё что я сейчас должен — быть здесь, — отвечает он, начиная плавно покачиваться из стороны в сторону, будто я маленькая. — А ещё потому, что ты успела стать мне очень дорога.
— Но… ты же…
— Это мои проблемы и решать их я буду сам. Сейчас мы разбираемся с твоими.
— Нет у меня никаких проблем.
— Отрицай, не отрицай, когда родные люди говорят гадости больнее всего. Как будто сердце из груди вырывают, не так ли? А вместо него остаётся пустота, которую набивают комьями грязного и сбрызнутого ядом снега.
Я зажмуриваюсь. Как же он прав, проклятье… Пытаюсь удержаться, но стремительно проигрываю накатывающей истерике. Ещё пара коротких рваных вдохов и меня накрывает. Вцепляюсь в Артёма как в обломок затонувшего во время шторма корабля. Моё единственное спасение от гибели.
Он ничего больше не говорит. Никаких «не плачь, всё наладится, помиритесь» и прочей пустой болтовни. Я уже знала, что на Артёма можно и нужно полагаться. Он говорит только то, в чём уверен, в чём может поручиться.
А ещё маньяк, кажется, совсем не боится моих слёз. Тактично молчит о том, что я уже залила его футболку, что ему вообще пришлось переться в другой конец города ради девчонки, которая его отшила. Кроме этого нельзя забывать, что он, вообще-то, спас жизнь моему брату. Мне кажется, я его не заслуживаю.
Не знаю, сколько мы сидим так, минут десять или час. Всему в жизни приходит конец. Пришёл он и моим слезам. В итоге, я просто прижимаюсь к плечу Артёма щекой и молчу, а он так и гладит меня по спине и волосам, покачиваясь и, иногда, целуя в макушку.
Хорошо с ним. Будто душу лечит.
— Я твою рубашку так и не постирала, — признаюсь я.
— Ну что ж, — усмехается он. — У меня тоже есть машинка.
— Прости. Я обещала, а теперь…
— Марина, ты же понимаешь, что рубашка была поводом взять у тебя номер?
— Ты мог выбить его у Женьки.
— Нет. Мне было нужно, чтобы ты знала, что я позвоню и напишу, и была к этому готова. Выбивать номер через кого-то — это путь в обход, а мне хватает смелости идти прямо.
Я прикрываю глаза и улыбаюсь. Чувствую себя очень уставшей.
— Готова ехать?
— К тебе?
— Да. Но сперва заедем кое-куда.
— М?
— Увидишь. Ещё одно классное место. Хочу показать тебе, где я бываю, когда мне плохо. Может и тебе станет полегче?
Я заинтриговано поднимаю брови. Устала, конечно, но пока всё, что предлагает Артём крайне интересно и определённо стоит внимания.
— Вот и славно, — он целует меня в висок, — тогда пристёгиваемся и поехали.
Глава 40. Над городом
Мы заезжаем на крытую парковку под домом Артёма и выходим из машины. Я поглядываю на маньяка, не решаясь спросить, передумал он везти меня куда-то или нет. Похоже, передумал. Честно говоря, после всего случившегося, я уже не уверена, что хочу куда-то ещё. Если мы просто пойдём к нему, это будет уже достаточный отдых.
У Артёма уютно. И диван классный.
Когда входим в лифт, он очерчивает моё лицо кончиками пальцев и улыбается.
— Я не забыл про то, что обещал показать. Вещи твои в квартиру занесём, чтоб не таскать, потом поедем.
— Ладно, — я прикусываю губу. — В машине не хотел?
— Нет смысла. Это место здесь.
— Ты же говорил «заедем»? — уточняю я.
— Лифт тоже считается, — невозмутимо отвечает Артём.
Не в первый раз замечаю, что маньяк на удивление логичен.
Мы действительно ненадолго входим в квартиру, и Артём бросает на диван сумку. Я остаюсь в коридоре и мрачно рассматриваю аккуратно стоящие в углу коробки с несобранными коляской, кроваткой, ещё какими-то приспособлениями для ребёнка. Маньяк возвращается и, приобняв меня за плечи, снова ведёт к лифту.
— Голодная?
Я мотаю головой, но в тот же момент живот, будто осознав вопрос, решает исполнить оду голоду. Я заливаюсь краской, Артём тактично игнорирует. Только кивает:
— Да, я бы тоже кого-нибудь съел сейчас. Благо там, куда мы идём полно еды.
Входим в лифт, и Артём нажимает на кнопку «крыша». Я с удивлением рассматриваю её, но главный сюрприз встречает после открытия дверей.
Мы оказываемся в невероятном помещении. По всему периметру окна во всю стену. Весь город как на ладони. Часть потолка тоже стеклянная, видно звёзды и рваные перья облаков, а ещё огромную кажущуюся розоватой луну.
Все предметы мебели подчёркивают эту прозрачность и воздушность. Поддерживающие потолок колонны оформлены стеклом, хотя внутри наверняка есть более надёжная сердцевина. По просторному помещению свободно расставлены столики, украшенные вазами с белыми розами. Народу совсем мало, видно, что ресторан работает больше навынос. С потолка свисают похожие на сосульки светильники.
Чувствую себя сорокой. Как же мне нравится, как тут всё блестит!
Артём усмехается моей реакции, поднимает руку, приветствуя кого-то у бара, а потом ведёт меня через весь зал к высоким дверям на открытую террасу.
Здесь тоже есть куда присесть, уютные зоны отдыха с диванчиками, подушками и пледами, чтобы сидеть, закутавшись и любуясь городом, который ещё и не думает засыпать.
Мы занимаем место в самом углу. Артём сразу разворачивает плед и накидывает на мои плечи.
— Чтобы не простудилась. Тут ветер.
— А если заляпаю?
— Об этом не беспокойся. Их чистят, независимо от того пачкают посетители или нет.
Приносят меню, мы некоторое время листаем страницы. Артём помогает мне определиться. Вернувшийся для записи заказа официант приносит чай, слушает наши пожелания и, пообещав вернуться через пятнадцать минут, уходит. Мы остаёмся одни.
Здесь очень красиво, но я никак не могу расслабиться. Кручу в руках чашку, смотрю на город, рассматриваю витиеватый светильник на столе, пока наконец не решаюсь спросить:
— Значит… ты правда станешь отцом?
— Такая вероятность есть.
Артём, к счастью, не увиливает. Открыто смотрит мне в глаза, взгляда не отводит. От этого становится только сложнее.
— Ты же не отправишь её на аборт? — хмурюсь я.
— Нет, конечно.